Следовательно, три живых существа прямо на глазах у зрителей трудятся вокруг этой куклы.

Сказитель — потрясающий актер. Он говорит разными голосами, и благодаря безупречной синхронности кукловодов зритель все понимает.

Надо видеть, как главный кукловод держит куклу: грудь к груди, сердце к сердцу. Он присматривает за ней со снисходительным и в то же время с суровым выражением лица. Он следит за ней, как бог следит за нами. Тонкая, живая, деятельная кукла, похоже, полностью доверилась ему. Она верит в него, как мы — в бога.

Продев большую руку в серой перчатке по запястье в рукав ее маленького существа, он кончиками пальцев руководит.движениями всех суставов, поскольку фаланги этой белой ручки расчленены.

Разумеется, он нем, но всем телом диктует свою волю этому существу, которое послушно действует, ведомое судьбой, конкретизирующейся у нас на глазах.

Это простейший на свете метафизический театр. Это поэзия, ставшая осязаемой благодаря наглядному присутствию естественного и сверхъестественного. Кукла — человек. Кукловод — бог. Помощники — посланники судьбы.

С изяществом и поэзией, не знающими себе равных, человекакуклу оживляет сверхъестественная троица. Триада?..

Для меня бунраку — высочайшая форма театрального искусства. Это от него родился театр кабуки, где актер, отменяя манипуляции с куклами, сам занял место куклы. Тем самым боги удалены, а человек, став главной фигурой, хочет выполнить предначертания своей судьбы. Метафизика здесь утрачена в пользу виртуозности, тем не менее, несмотря на всю гениальность актеров, я усмотрел тут некоторое вырождение основного принципа.

Нам предоставили возможность присутствовать на представлении одного и того же произведения в двух театральных стилях. С куклами достигается эффект более сильный, более жестокий, более всеобъемлющий, более абсолютный, более достоверный.

Театр но. Замедленная игра наводит на мысль о земном притяжении. Я, всегда увлекавшийся предметом-символом, пал ниц перед веером, который держит ситэ.

Веер как мысль. Мысль открывается медленно, толчками. Потом начинает вибрировать, как горячий воздух при жарком солнце. Она выражает себя одновременно со звучанием голоса.

Сухой щелчок, и мысль замкнулась.

Самое быстрое средство передвижения — ходьба. Вокруг нас столько интересного, что не успеваешь все охватить глазом. Не знаешь, куда и смотреть! Хотелось бы замедлить шаг. В театре но надо за стольким наблюдать, что создается впечатление не замедленного, а перенасыщенного действия. Пока мое внимание было приковано к вибрации веера в руках ситэ и я словно проникал в его душу, он незаметно для моего глаза повернулся. И лишь когда веер закрылся, «освободив» мое внимание, я обнаружил, что это астральное тело повернулось на 45°.

В этом тайна но. «В нашем театре, — сказал Клодель, — что-то происходит; в театре но кто-топроисходит».

Если говорить об обменах, «Христофор Колумб» был для них чем-то особенным. Стиль нашей игры, каким бы он ни был западным, очень родствен японскому. Это объясняется и тем, что на Клоделя оказал большое влияние японский традиционный театр, и тем, что в глубине души я всегда тяготел к японской театральной поэзии.

Но при этом стиль нашей игры — современный. Он отвечает сегодняшней жизни. Возьмите «Процесс», «Осадное положение», «Когда я умираю», «Голод». У японцев же, наоборот, существует разрыв между традиционным театром и современным. Они страдают от этого. По крайней мере в 1960 году, когда мы там были, их современный театр ориентировался на театр англосаксов. Им казалось невозможным использовать традиционные приемы но, кабуки, бунраку для трактовки современных сюжетов.

И вот наш «Христофор Колумб» подсказал им, как можно связать эти два периода, разделенные по man’s land74 протяженностью более ста лет. Мы обсуждали с ними этот вопрос. Многие тосковали по великому японскому театру и мечтали увязать традиционный стиль со злободневными проблемами. По их словам, стиль нашей игры давал им надежду и воодушевлял на поиски.

Из Осаки мы отправились в Фукуоку и Явату — на восток, в сторону Нагасаки. Таким образом, мы получили возможность пролететь над Внутренним Японским морем — одним из красивейших районов земного шара.

Вообразите себе, например, выступающий из этого моря бесконечных оттенков синевы зеленый клоунский колпак, на макушке которого, в кратерке, образовалось небольшое круглое озеро цвета абсента.

Это всего один пример. А там сотня таких островов, и ни один не похож на другой. Прямо целое население из очень веселых и совершенно непохожих людей. Природа, которую бог придумал для детей.

А дальше — увы!.. — Хиросима.

Наконец приземляемся в Фукуоке. Это католический район Японии. Мы снова видим церквушки со шпилями, нацеленными в небо. Меня это очень удивляет и слегка ободряет — очень уж похоже на наши деревни. Здесь хорошо понимают французский. Два образованных старика японца некогда восхищались Мадлен и Пьером Бертеном... когда те дебютировали в Комеди Франсэз!..