Шрифт:
Закончив рассказ, Милорадович сказал:
– А знаешь ли? Пушкин пленил меня своим благородным тоном и манерою обхождения...
На другой день Глинка пришел к Милорадовичу раньше обычного и с нетерпением ожидал его возвращения от государя. Первым словом Милорадовича, когда он вернулся, было:
– Ну вот, дело Пушкина и решено!
Сняв мундир, разоблачившись, Милорадович продолжал:
– Я вошел к государю с своим сокровищем, подал ему тетрадь и сказал: «Здесь все, что разбрелось в публике, но вам, государь, лучше этого не читать!» Государь улыбнулся на мою заботливость. Потом я рассказал подробно, как у нас было дело.
Государь слушал внимательно и наконец спросил:
«А что же ты сделал с автором?»
«Я?.. я объявил ему от имени вашего величества прощение!..»
«Не рано ли?» - сказал государь, слегка нахмурившись и немного помолчав.
Потом, подумав, прибавил:
«Ну, коли уж так, то мы распорядимся иначе: снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему прогоны и, с соответствующим чином и с соблюдением возможной благовидности, отправить его на службу на юг».
«Вот как было дело», - закончил Глинка свои интереснейшие воспоминания.
Встретившись после этого в Царском Селе с директором Лицея Е. А. Энгельгардтом, ходатайствовавшим за Пушкина, Александр I сказал:
– Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть их читает. Мне нравится откровенный его поступок с Милорадовичем, но это не исправляет дело.
* * *
4 мая 1820 года министр иностранных дел К. В. Нессельроде представил Александру I на утверждение письмо генералу И. Н. Инзову в Кишинев об отправляемом к нему на службу Пушкине с характеристикой поэта и объяснением его вины.
Письмо это писал фактический глава Коллегии иностранных дел И. А. Каподистрия, благожелательно относившийся к Пушкину, инициатор отправки поэта к генералу И. Н. Инзову в Кишинев.
«Исполненный горестей в продолжении всего своего детства, молодой Пушкин оставил родительский дом, не испытывая сожаления. Лишенный сыновней привязанности, он мог иметь лишь одно чувство - страстное желание независимости. Этот ученик уже ранее проявил гениальность необыкновенную. Его ум вызывал удивление, но характер его, кажется, ускользнул от взора наставников. Он вступил в свет, сильный пламенным воображением, но слабый полным отсутствием тех внутренних чувств, которые служат заменою принципов, пока опыт не успеет дать нам истинного воспитания.
Нет той крайности, в которую бы не впадал этот несчастный молодой человек, - как нет и того совершенства, которого не мог бы он достигнуть высоким превосходством своих дарований...
Несколько поэтических пиес, в особенности же ода на вольность, обратили на Пушкина внимание правительства... Г. г. Карамзин и Жуковский, осведомившись об опасностях, которым подвергся молодой поэт, поспешили предложить ему свои советы, привели его к признанию своих заблуждений и к тому, что он дал торжественное обещание отречься от них навсегда. Г. Пушкин кажется исправившимся, если верить его слезам и обещаниям. Однако эти его покровители полагают, что раскаяние его искренне... Отвечая на их мольбы, император уполномочивает меня дать молодому человеку отпуск и рекомендовать его вам... Судьба его будет зависеть от успеха ваших, добрых советов».
Александр I одобрил текст письма, и Нессельроде лично вручил его Пушкину перед выездом, для передачи генералу Инзову.
* * *
Здесь уместно заметить, что Пушкин вовсе не давал, как писал об этом Нессельроде Инзову, торжественного обещания навсегда отречься от своих «заблуждений».
Историк П. И. Бартенев писал, что, узнав о грозящей ему опасности, Пушкин пришел к Карамзину с просьбой о помощи и со слезами на глазах выслушивал его дружеские упреки и наставления.
– Можете ли вы, - спросил его Карамзин, - по крайней мере обещать мне, что в продолжение года ничего не напишете противного правительству? Иначе я выйду лжецом, прося за вас и говоря о вашем раскаянии...
Пушкин дал слово и сдержал его: оказавшись в южной ссылке, он лишь в 1821 году послал в Петербург, без подписи, стихотворение «Кинжал».
* * *
6 мая 1820 года Пушкин выехал из Петербурга. На проезд ему выдали 1000 рублей ассигнациями. Его провожали до Царского Села А. А. Дельвиг и П. Л. Яковлев.
Никто из них, конечно, не предполагал, что изгнание будет длиться шесть с половиной лет. Но сам Пушкин, даже при этих трагических обстоятельствах, счастлив был вырваться из опостылевшего Петербурга - не в Сибирь, не в Соловки, а на благодатный юг.
Случайно оказавшись в середине мая на одной из станций между Черниговом и Могилевом , И. И. Пущин узнал от смотрителя, что накануне на этой станции был поэт Пушкин, проездом из Петербурга в Екатеринослав. Ехал он на перекладной, в красной русской рубашке, в опояске, в поярковой шляпе...