Выехали из Екатеринослава ранним утром 28 мая в трех каретах. Дочерей Раевского сопровождали: англичанка, няня и девушки-компаньонки. Через два дня приблизились к Азовскому морю. Все вышли из экипажей. Юная Мария начала шалить, бегать за волной, догонять ее, а догнав, убегала. как только волна настигала ее.

Пушкин шел следом, и вряд ли она могла себе представить, что скоро, в первой же главе «Евгения Онегина», появится строфа, увековечившая ее детскую шалость...

На другой день приехали в Таганрог.

Как сплетаются иногда человеческие судьбы! В Таганроге Пушкин поселился с Раевским у градоначальника П. А. Папкова, в том самом доме на бывшей Греческой (ныне улице III Интернационала), 40, где, пять лет спустя, остановился и навсегда ушел из жизни император Александр I.

* * *

Из Таганрога путь Раевских лежал на Ростов. Проехали Нахичевань, ночевали в станице Аксай и дальше отправились на шлюпке по Дону. В приазовских вольных степях, как известно, началось казацко-крестьянское восстание Степана Разина, и здесь Пушкин знакомился с жизнью донского казачества, с преданиями понизовской вольницы, слушал песни о Разине, которого считал «единственным поэтическим лицом русской истории». В галерее старинного Старочеркасского войскового собора увидел цепи, в которые, по преданию, Разин был закован.

Имя генерала Н. Н. Раевского, героя 1812 года, было широко известно.

Когда он проезжал из Екатеринослава на Кавказ, жители радушно приветствовали его, подносили, по старинному обычаю, хлеб-соль.

Склонный к шутке, генерал, подтолкнув Пушкина, сказал, смеясь:

– Прочти-ка им свою «Вольность»!..

В Железноводске поселились в калмыцких кибитках. Вместе с присоединившимся к ним в пути старшим сыном Раевского, Александром, Пушкин совершал далекие прогулки в горы, заходил в аулы, знакомился с нравами и бытом горцев. Однажды зашел после прогулки к духанщику и услышал от него рассказ старого инвалида, как тот жил в плену у черкесов. Рассказ этот послужил потом темой первой его южной поэмы «Кавказский пленник».

* * *

Кавказ поразил Пушкина. Он писал брату Льву: «Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видел великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной».

5 августа Пушкин начал с Раевскими путь с Кавказа в Крым. Кругом было неспокойно, переезд был опасен, и их сопровождала охрана из шестидесяти верховых казаков, за которыми тащилась заряженная пушка.

Отъезжая в Крым, Пушкин запечатлел кавказские виды в стихотворении:

Я видел Азии бесплодные пределы,

Кавказа дальный край, долины обгорелы,

Жилище дикое черкесских табунов,

Подкумка знойный брег, пустынные вершины,

Обвитые венцом летучим облаков,

И закубанские равнины!

Ужасный край чудес!.. там жаркие ручьи

Кипят в утесах раскаленных.

Благословенные струи!

Берега Крыма открылись взорам Пушкина с полуострова Тамань, древнего Тмутараканского княжества. Остановки в Керчи и Феодосии и первые крымские впечатления: посещение Пантикапея, древней столицы Босфорского царства, и гробницы босфорского царя Митридата VII, заколовшегося после понесенного в войне с римлянами поражения. О них он писал брату:

«...На ближней горе посереди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных - заметил несколько ступеней - дело рук человеческих. Г роб ли это, древнее ли основание башни - не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею - вот всё, что осталось от города Пантикапеи».

И дальше предсказал: «Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками...»

Так оно и получилось: раскопки керченских развалин раскрыли перед археологами картины жизни, быта и нравов былой Пантикапеи...

* * *

Уже на Кавказе Пушкин написал эпилог к законченной в Петербурге поэме «Руслан и Людмила». И в нем передал свое, вызванное ссылкой, душевное состояние:

На крыльях вымысла носимый,

Ум улетал за край земной;

И между тем грозы незримой

Сбиралась туча надо мной!..

Я погибал...

За четыре месяца, предшествовавших высылке из Петербурга, Пушкин написал всего три стихотворения и в эпилоге скорбел о том, что «огонь поэзии погас» и скрылась от него навек «Богиня тихих песнопений».

Это душевное смятение длилось, однако, недолго. Перед лицом могучей кавказской природы началось душевное раскрепощение и творческое возрождение поэта. Нахлынувшие новые впечатления вдохновили на новые, далекие от прежних юношеских элегий, произведения.