В середине августа Пушкин совершил с Раевским на военном бриге «Мингрелия» трехдневную поездку из Феодосии в Гурзуф, где находилась жена генерала Раевского с дочерьми Екатериной и Еленой.

Ночью, на корабле, Пушкин написал первое свое крымское стихотворение - «Погасло дневное светило», открывшее новый, романтический период его творчества. Оно навеяно было Байроном, от которого Пушкин, по его собственному признанию, «с ума сходил». Он даже сопроводил первые публикации этой романтической элегии подзаголовком «Подражание Байрону».

Возникший в начале XIX века романтизм явился на смену классицизму. В противоположность ему новое литературное течение признавало индивидуальное понимание прекрасного, полную свободу творчества писателя. Романтизм был исполнен протеста против всяких форм рабства и гнета. Белинский видел в нем вечное стремление к возвышенным идеалам, к мечте, облагораживающей человеческую личность, зовущей ее вперед. Русский романтизм явился результатом общественного развития России и достиг своего расцвета в эпоху движения декабристов.

Оказавшись в изгнании, Пушкин со слезами в очах - «душа кипит и замирает» - жалуется в этой первой своей романтической элегии на утраченную молодость, он разочарован прожитой жизнью:

Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

Воспоминаньем упоенный...

И обращается к несущему его мимо полуденных берегов кораблю:

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей.

Но только не к брегам печальным

Туманной родины моей,

Страны, где пламенем страстей

Впервые чувства разгорались,

Где музы нежные мне тайно улыбались,

Где рано в бурях отцвела

Моя потерянная младость,

Где легкокрылая мне изменила радость

И сердце хладное страданью предала...

Без сожаления расстается Пушкин со всеми, недавно пережитыми, радостями и печалями:

Искатель новых впечатлений,

Я вас бежал, отечески края;

Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной младости минутные друзья...

* * *

Гурзуф. Литография Ф. Гросса. 1840 г.

Пушкин подъезжал к Гурзуфу 19 августа. Позже он писал: «Проснувшись, увидел я картину пленительную; разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались меж ими; справа огромный Аю-Даг... и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск и воздух полуденный...»

Эти же впечатления нашли отзвук в позднейших «Отрывках из путешествия Онегина»:

Вы мне предстали в блеске брачном:

На небе синем и прозрачном

Сияли груды ваших гор,

Долин, деревьев, сёл узор

Разостлан был передо мною.

А там, меж хижинок татар...

Какой во мне проснулся жар!

Какой волшебною тоскою

Стеснялась пламенная грудь!

«Какой во мне проснулся жар!..» Жажда вновь вернуться к невольно прерванному творчеству...

Пушкин уже в Гурзуфе начал работать над только что услышанным рассказом старого духанщика, претворяя его в романтическую поэму «Кавказский пленник». Но в начале сентября покинул Гурзуф, направляясь через Георгиевский монастырь и Бахчисарай в Симферополь и Кишинев, к месту своей службы.

О пребывании своем в Гурзуфе Пушкин писал брату из Кишинева: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского... Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, - счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение - горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда - увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского...»