Безмолвно гляжу я на черную шаль,

и душа моя холодна и неутешна.

Когда я был помоложе,

с наслаждением любил я молодую гречанку

с кудрявыми волосами,

с черными ресницами, румяным лицом и нежным обликом.

Я чувствовал себя счастливым

у своей красивой гречанки,

которую сильно любил.

Однажды я пригласил к столу

нескольких друзей, с которыми беседовал,

как вдруг входит ко мне один

из верных и шепчет мне: «Господин,

твоя гречанка, которую ты любишь,

изменяет тебе и коварно обманывает

тебя: иначе и не думай!»

Тогда я сейчас же позвал своего раба,

подарил ему золото и заклял его.

И тогда я вдруг ожесточился, быстро,

словно мысль, бросился на конюшню,

вскочил на своего коня Анжера и,

отпустив удила, полетел, словно ветер.

Не чувствовал я ни боли,

ни сострадания: был подобен камню.

Но едва издали завидел я порог

гречанки, как потерял мужество и силы.

Добравшись до ворот, я слез с коня,

а когда посмотрел в окно, то увидел -

позор! в объятиях армянина моя

изменница лобзается с ним уста в уста.

И тогда я сразу свирепо ожесточился,

вытащил палаш из ножен, жестоким ударом

повалил ее на землю и дико

топтал ее голову.

И помню теперь ее горячую мольбу.

Открытые губы просили поцелуя,

просили поцелуя в ту минуту...

Черной шалью вытер я палаш...

Их трупы я взял в охапку и бросил

их в дунайские волны. Вот как

окончилось с красивой гречанкой,

с красивой гречанкой с вьющимися волосами.

Песня поразила Пушкина своим мрачным колоритом, стремительным разворотом событий, страстностью исполнения.

Пушкин вернулся к себе. Была уже глубокая ночь. Он зажег свечу. Перед глазами маячила черная шаль с пятнами запекшейся крови.

Он явственно слышал еще голос Мариулы и, казалось, писал с ее слов:

Гляжу как безумный на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил.

Прелестная дева ласкала меня;

Но скоро я дожил до черного дня...

Прошло всего несколько дней, и весь Кишинев пел пушкинскую «Черную шаль» на мотив молдавской песни Мариулы.

В один из вечеров вернулся из объезда дунайской пограничной оборонительной линии генерал Орлов. Он дружески обнял Пушкина и запел вполголоса;

Когда легковерен и молод я был...

– Как, вы уже знаете?
– изумился поэт.

– Баллада твоя превосходна, в каждых двух стихах полнота неподражаемая, - ответил Орлов.

Собравшиеся офицеры окружили поэта и хором скандировали его стихи:

Едва я завидел гречанки порог,

Глаза потемнели, я весь изнемог...

В покой отдаленный вхожу я один...

Неверную деву лобзал армянин.

Не взвидел я света; булат загремел...

Прервать поцелуя злодей не успел.

Безглавое тело я долго топтал

И молча на деву, бледнея, взирал.

Я помню моленья... текущую кровь...

Погибла гречанка, погибла любовь!