Шрифт:
Иванова. Он отказывал Шаляпину в самобытном таланте и ставил под сомнение
достоинства «Псковитянки». Но Стасов не дал молодого певца в обиду и
ответил статьей с уничтожительным названием «Куриная слепота». Конечно,
Стасов защищал не только Шаляпина, но и все, во что верил сам, поддерживая
таким образом Римского-Корсакова, русскую оперу. Счастье Шаляпина, что он в
начале своего творческого пути встретил поддержку и внимание Стасова.
Дружба со Стасовым сразу же расширила круг знакомств Шаляпина, ввела
его в музыкальный мир Петербурга, дала ему возможность войти в стасовское
окружение, подружиться с И. Е. Репиным, А. К. Глазуновым.
Шаляпин пользовался добрым расположением Н. А. Римского-Корсакова, с
которым встречался уже в Москве, на премьерах его опер. Человек замкнутый,
сдержанный в проявлении своих чувств, несколько отрешенный от людей,
Римский-Корсаков тем не менее не мог не порадоваться тому, что нашел в
Шаляпине прекрасного истолкователя своих музыкальных образов. Римский-
Корсаков заметил Шаляпина еще в первый год его работы в Мариинском театре,
когда осенью 1896 года здесь ставили «Ночь перед Рождестеом». Шаляпин
дублировал тогда Ф. И. Стравинского в партии Панаса. Композитор запомнил
его, и когда Шаляпин пел уже в Частной опере, композитор в разговоре с
Мамонтовым заметил: «Вот у вас там, говорят, Шаляпин спел Грозного, и его
мне очень хвалят».
Во время петербургских гастролей Частной оперы, 29 марта 1898 года,
Римский-Корсаков принимал Шаляпина дома; он жил тогда в доме №28 на
Загородном проспекте. Заправлял вечером шумный Стасов. Шаляпин спел арию
Грозного, песню Варяжского гостя, песню Варлаама из «Бориса Годунова»,
«Трепак» Мусоргского, «Старого капрала» Даргомыжского. Стасов требовал
«бисов», остальные горячо поддерживали его. Артиста долго упрашивать не
приходилось. Он с нескрываемым удовольствием пел, и голос его был слышен
за пределами квартиры. По черному ходу приходили на кухню соседи Римских-
Корсаковых.
Квартира Римского-Корсакова не отличалась роскошью. В небольшой
гостиной — рояль, вокруг него — стулья. В столовой был накрыт стол со
скромной закуской. Гости сидели за столом, говорили о музыке, о театре, о
судьбах искусства. Много спорили, но в одном были едины — все склонялись
перед гением Мусоргского.
Любовь к музыке Мусоргского, которую пробудили в Шаляпине еще
тифлисские уроки Усатова, укрепилась у него именно здесь, в беседах с
непосредственными сподвижниками Мусоргского, его товарищами и друзьями
— Стасовым, Римским-Корсаковым, Кюи. Именно тогда невозможность увидеть
Мусоргского Шаляпин ощутил как тяжелую личную утрату, как большое личное
горе. Он так впоследствии написал об этом: «Большое мое огорчение в жизни,
что не встретил Мусоргского. Он умер до моего появления в Петербурге. Мое
горе. Это все равно, что опоздать на судьбоносный поезд. Приходишь на
станцию, а поезд на глазах у тебя уходит навсегда!.. Мусоргский был скромен: о
том, что Европа может заинтересоваться его музыкой, он и не думал. Музыкой
он был одержим. Он писал, потому что не мог не писать».
С большой творческой радостью работал Шаляпин и над оперными
произведениями Римского-Корсакова. Свою новую оперу «Моцарт и Сальери»
композитор принес в Мамонтовский театр во время гастролей его в Петербурге
весной 1898 года. Собрались артисты. Римский-Корсаков сел за рояль, Шаляпин
стал с листа петь партию Сальери, сам автор — партию Моцарта.
Во время гастролей Частной оперы в Петербурге Шаляпин жил на
Колокольной улице, в квартире на четвертом этаже (точный адрес не
установлен). В гости к нему приходили многие, заходил и Стасов. «Сидел он у
меня долго, рассказывал о заграничных музеях, о миланском театре, об
Эскуриале в Мадриде, о своих знакомых в Англии», — вспоминал певец. Беседы
со Стасовым Шаляпин называл «воскрешением из мертвых», они многое
открывали молодому певцу в его поисках. Возможно, именно тогда Шаляпин
осознал дотоле не известный ему музыкальный Петербург — город Глинки,
Мусоргского, Балакирева, Бородина.