– Прости, Синглаф, - очнулась она, глядя в его глаза цвета хмурого предгрозового неба. Он был по-особому красив: помимо внешности, в ее наставнике была незримая глубина и мудрость, и он ближе других стоял к Творцу.

Сингаф вздохнул, так и не поняв ее взгляда.

– Возвращайся, - сказал он, - нам надо поговорить о чем-то более серьезном, чем земные труды.

– Хорошо, - кивнула Икатан, и Синглаф растворился. Вокруг вновь были лишь люди, птицы, улицы города и звуки-звуки, бесконечный поток звуков, которых не было на небесах, где царил мир и покой. Суматоха утомляла братьев, для нее же - она была музыкой этого мира, его звучанием, неотъемлемой частью, а небеса иногда казались чересчур неживыми, идеальными. Икатан ужаснулась своей последней мысли. “Кто же я?” - вновь прозвучал в голове вопрос, и на него все также не нашлось ответа.

– Деточка, скажи, где тут аптека?
– неожиданно спросила подошедшая старушка, заглядывая Икатан в лицо и взявшись за рукав ее пальто.

– Вон, на углу, - отозвалась девушка, а на душе по-прежнему было неспокойно от промелькнувшей мысли.

– Спасибо, деточка, совсем уж глаза слабые стали, в трех метрах не вижу ничего, - отозвалась бабуля, продолжая цепляться за ее руку.
– Ох, смотрю сердце-то у тебя не на месте, - вздохнула старушка, то ли угадав случайно, то ли проникнув каким-то чудом в самую суть Икатан.

– Почему вы так решили?
– мягко спросила девушка, бережно ведя ее к аптеке.

– Так пожила я уже, видела всяко, - прокряхтела рядом бабушка, тяжело переставляя ноги.
– И как зовут его?

– Кого?
– удивилась Икатан.

– Друга твоего сердечного.

Девушка задумалась. И на ум ей не приходило ничего, кроме имени Синглафа, но он не был ее сердечным другом, он был одновременно и кем-то большим и никем. Как объяснить пожилому человеку, что они такое?

– Что, сама еще не решила?
– тем временем продолжала старушка, лукаво улыбаясь.
– Вон ветер сметает листья с деревьев, холод подступает со всех сторон. А ты тут стоишь, держишь старуху немощную за руку. А кого б хотела держать?

– Ни… - раскрылись губы Икатан и замерли.
– Никого, - закончила она, но ощутила в окончании что-то неверное, неправильное.
– Все так, как и д’олжно, - продолжила она фразой, которую десятки раз слышала от Синглафа.

– Уж и не знаю, кто тебе голову так заморочил, - посетовала бабушка, - только не так это. Есть у тебя кто-то, кого выбрало сердце. Даже если ты еще и не поняла.

– Вот аптека, - прошептала сбитая с толку Икатан, опуская руку и разрывая их контакт.

– Да? Ох, спасибо, - запричитала та, - я бы ее еще полдня искала.
– И стала тихонько подыматься по ступенькам вверх.

Икатан была не на шутку встревожена, впервые. Старая женщина смогла отыскать ключ к ее тайне. Теперь она поняла, что кто-то внутри нее знал ответы на ее вопросы, знал то, что не давало ей покоя. Кто-то совсем незнакомый, и возможно не только ей, но и ее братьям, кто-то, для кого ее имя и труды не значили ничего.

– Ох, - вздохнула она эхом старушке, и приложила руку к груди там, где у людей было сердце. Оно болело и билось, ей показалось, что билось, она слышала стук под своими пальцами. А глаза стало резать, словно в них попали осколки. Призвав мир и покой своего дома в свидетели, Икатан взяла себя в руки, еще раз бросила прощальный взгляд на наступающую осень и стала растворяться в воздухе, возвращаясь обратно.

2

Синглаф ходил из стороны в сторону, свет снопами вырывался из его тела, ослепляя глаза. Но Икатан никогда их не отводила и не закрывала, зная, что смотреть могут только достойные. И пусть она пока не была лучшей из них, но не хотела отказываться от надежды стать таковой однажды. Только вот никогда прежде она еще не видела наставника в таком настроении. Если бы он был обычным человеком, она бы решила, что он нервничает.

– Я не могу отправить больше никого, - наконец, произнес он.
– Это их погубит, понимаешь? Не оттого, что они не хотят, но для них это хуже пытки, хуже… - он замолчал, подбирая слова.

– О чем ты говоришь, Синглаф?
– Ее глаза спокойно изучали его лицо, радуясь тому, что они снова были рядом, вместе, наедине и дома. Этого сочетания было достаточно для того, чтобы она забыла обо всех своих сомнениях и печалях. Синглаф действовал на нее, как она на людей там, на земле.

– Я говорю о повелении, которое нужно исполнить.

– Конечно, я исполню, - отозвалась она с улыбкой, не понимая причин его столь тяжких сомнений и колебаний.
– Мне хорошо на земле, и вовсе не в тягость.

– Я говорю не о земле, - его глаза будто стали еще темнее, и он нахмурился.
– Я не знаю, почему это не могут сделать другие. Те, кто ближе, - от этих слов он содрогнулся.
– Но такова Его воля, - закончил он, и обычно эти слова означали непреложное.

– Если не на земле, то где?
– Икатан смотрела на него с недоумением, но без страха, как ребенок, доверяющий своему родителю.

– Как же тяжко, - простонал Синглаф.

И на этот раз Икатан больше ничего не спросила, потому что никогда раньше не слышала от него подобных слов.