– Под землей, - ответил он, - нужно сойти под землю.

– Но как, ведь даже проявляясь на земле, мы должны использовать человеческие грехи, как якорь, чтобы находиться там всего лишь минуты?
– поразилась Икатан.

– Ты недооцениваешь этот якорь, - вздохнул он.
– Но ты права, никто из нас не смог бы опуститься так низко без черного груза.

– Черного груза?
– Икатан смотрела на него, не понимая.

Синглаф кивнул на углубление в белом полу, в котором покоился черный предмет. Он словно продавливал белую материю, стремясь опуститься ниже. Окружающая белизна и чернота предмета будто исключали друг друга: одно отрицало существование другого.

– Что это?
– потрясенно спросила Икатан. Пока она смотрела на него, ей казалось, что углубление становится все больше и больше, и лишь вспышка света, метнувшаяся от Синглафа, вновь сократила выемку.

– Это то, что позволит тебе опуститься глубже, чем обычно.

– Но как я вернусь?
– Икатан смотрела на него с ужасом, невольным, безотчетным, даже не понимая, что именно в этом предмете так ее пугало или внушало отвращение.

– Ты выпустишь его из рук.
– Ответил он.

– Мне нужно взять его в руки?
– Глаза ее расширились, когда она посмотрела на Синглафа.

– Да, - кивнул он и отвел взгляд.
– Я бы никогда никого не попросил об этом, никогда, но такова Его воля.
– Снова, как заклинание, повторил он.
– Может, потому, что ты молода, в тебе все еще сохраняется способность понимать людей, понимать тех, кто ниже. Может, потому что таков твой дар.
– Он словно пытался найти оправдание своему решению, а Икатан больше не могла смотреть ни на что другое, кроме груза зла, как она его тут же окрестила.

– Но что это? Как он создан?
– пробормотала она, с трудом представляя, как заставит себя коснуться его. Продавит ли он ей руку, как сейчас продавливал пол? Оставит ли черную уродливую дыру на ее ладони?

– Икатан, - Синглаф подошел вплотную к ней.
– Не бойся, я исцелю тебя. Если потребуется, я подыму всех братьев, чтобы помочь тебе.
– Его серые глаза смотрели искренне, с невыразимой теплотой. Она не сомневалась: он так и поступит. Он любил ее, быть может, даже немного более чем дозволено. И от этого ей еще меньше хотелось покидать его.

– Синглаф, мне страшно, - прошептала она ему, почти губы в губы.

– Я знаю, - его рука сжала ее хрупкие пальцы.
– Но других он убьет.

Икатан вновь покосилась на свою черную судьбу и содрогнулась.

– С тобой все будет в порядке, - его пальцы чуть сильнее сжали ее руку, и свет на миг заслонил и черный груз, и самого Синглафа. Осталось лишь прикосновение его руки и тепло.

– Но что я должна сделать потом? Ради чего это все?
– спросила Икатан, когда смогла найти в себе силы.

– Ты должна передать послание, Его послание. Из уст в уста, поэтому должен быть кто-то из нас.
– Ответил он.

Икатан опустила глаза и отняла у него руку. Теперь тепло и свет будут для нее недосягаемой роскошью. Ей нужно было свыкнуться с мыслью, что вскоре она не увидит ничего, или увидит то, от чего может ослепнуть. В самых страшных сказаниях они не рассказывали друг другу историй об аде. Сама эта тема считалась не то чтобы запретной, но слишком черной. Говорить о нем было равносильно тому, что плеваться грязью. Теперь ей предстояло увидеть все воочию, держась за отвратительный шар, к которому даже прикоснуться было почти невозможно.

– Как мне удержать его? Как не выпустить?
– спросила она, не подымая глаз, чтобы не начать умолять его не отправлять ее вниз.

Он ведь столько времени возился с ней, как с самой младшей. Столько сил потратил и возлагал столько надеж, и у нее никогда не было по-настоящему хорошего способа отблагодарить его. Теперь вот представился шанс.

– Пока ты не достигнешь дна, ты не сможешь его отпустить.
– Он замолчал, давая ей время осознать сказанное.
– Он будет держать тебя сам.

С каждым произнесенным им словом Икатан становилось все страшнее, хотя еще минуту назад она готова была решить, что страшнее быть не может. В голове крутились воспоминания о земле, о людях. Она пыталась выловить там образы худшего, что могло ее ждать под землей, и не могла, потому что с людьми у нее всегда была возможность видеть лучшее. Слова старушки пронеслись в ее сознании, и Икатан с тоской подумала о том, что может больше никогда не разгадать своей тайны. Никогда. И рядом с черным грузом слово не казалось таким уж невозможным.