И вот тогда Марко начал кое-что понимать. Он слышал, как отец говорил о политических разведчиках. Их дело — выведывать тайны, но они прикидываются рядовыми гражданами и ведут себя, как самые незаметные обычные жители. Возможно, эти люди платные шпионы, им платят за то, чтобы они следили за его отцом, самавийским патриотом. Марко не знал, что они сняли этот дом уже два месяца назад, выследили Лористана и выучили наизусть, когда он уходит и возвращается. Они желали узнать и кое-что другое. Если мальчика удастся удивить и запугать так, что он невольно проговорится, значит, они успешно разыграли небольшую мелодраму и останется только запереть дом и улизнуть, пока хозяин не обнаружит, что дом пуст.

Марко не знал, что и думать. Так эти люди оказались шпионами! Но и это еще не все. Прекрасная дама сказала правду, говоря, что он будет потрясен. Грудь его бурно вздымалась. Марко впервые в жизни столкнулся лицом к лицу с черным предательством и никак не мог в это поверить. Милое, дружески расположенное создание с таким тихим, мелодичным голосом, мягким благородным взглядом предало... предало его! Это почти невероятно, однако улыбка, игравшая на ее красиво очерченных губах, подтвердила, что дама говорит правду. Когда он бросился ей на помощь, она разыгрывала роль! Когда он сочувствовал, что ей приходится

страдать, когда у него сердце сжалось от ее негромкого восклицания словно от острой боли, она просто расставляла ему ловушку. На несколько секунд он онемел от неожиданности, он был уязвлен, вернее, он почувствовал бы себя уязвленным, но и только, если бы не был сыном своего отца. Однако он чувствовал нечто большее. Когда прошли первые несколько секунд, в душе у него возникло и другое чувство, а именно нечто, похожее на благородное, отстраненное презрение. И оно отразилось в его прямом и честном мальчишеском взгляде, которым он смотрел прямо, не отрываясь, в эти ласковые темные глаза. Он даже почувствовал себя выше ростом.

— Да, вы очень умны, — тихо сказал Марко, — а я еще слишком молод, чтобы знать, насколько могут быть умны некоторые люди.

Прекрасная особа рассмеялась, но как-то принужденно. И обратилась к своему сообщнику:

— Настоящий grand seigneur*. Даже не верится, что такое благородство существует.

Бородатый, казалось, очень разозлился. Взгляд у него был свирепый, лицо покраснело. Марко даже подумал, что этот человек смотрит на него с ненавистью, как будто самый его вид приводит бородатого в ярость.

— За два дня до вашего отъезда из Москвы, — сказал мужчина, — к твоему отцу приходили двое. Вид у них был, как у крестьян. Они разговаривали с ним больше часа. Они принесли с собой пергаментный свиток. Это правда?

— Я ничего не знаю, — ответил Марко.

— А еще до вашего приезда в Москву вы были в Будапеште. А туда вы приехали из Вены, где прожили три месяца и встречались со многими людьми. Некоторые приходили к вам в полночь.

1 благородный господин (фр.).

— Я ничего не знаю, — повторил Марко.

— Ты всю жизнь провел в переездах из одной страны в другую, — настаивал мужчина. — Ты знаешь европейские языки, словно курьер или портье в венском отеле. Не правда ли? — спросил он с издевкой.

На это Марко ничего не ответил.

Очаровательная особа быстро заговорила с мужчиной по-русски.

— Стефан Лористан всегда был и всегда останется шпионом и искателем приключений. Мы-то его знаем. И полиции в любой столице Европы он известен как бродяга и проходимец, а не только как шпион. И тем не менее, несмотря на весь его ум, у него, по-видимому, нет денег. Что интересно он сделал со взяткой, которую ему дал Маранбвич за то, чтобы он выдал тайну старой крепости? А мальчик об этом даже не подозревает. Наверное, он и правда ничего не знает. А может быть, это правда, что с ним очень плохо обращаются и подвергают порке с самого младенчества и поэтому он боится заговорить. У него какой-то по-коровьи упрямый взгляд, несмотря на его ребячливость. Его, наверное, морят голодом и избивают.

Она хорошо это сказала, с таким внезапным и горячим возмущением, и при этом не глядя на Марко. Она говорила резко и вспыльчиво, как человек, не могущий сдержать благородного негодования. Таков был расчет: если Марко чувствителен ко всему, что говорят об его отце, то, конечно, юношеское лицо немедленно выразит его чувства, даже если он смолчит, а также выяснится, знает ли он русский язык, что прекрасной особе и мужчине очень надо было узнать.

Но бесстрастное лицо Марко ее разочаровало. На нем ничего не отразилось, он не вспыхнул, не побледнел. Он выслушал то, что она сказала, с видимым безразличием, холодно и вежливо. Пусть, мол, говорят, что им вздумается.