Шрифт:
В момент, когда он переваливал холм, ему вслед опять загремели выстрелы, и послышались отдаленные крики. Но он уже был по другую сторону холма. Он мчался изо всех сил, придерживая одной рукой немецкий автомат и сумку с обоймами. Перед ним открывался вид на чужие холмистые поля, перегороженные заборами, и он таращил на них глаза в поисках спасения. Среди холмов показалась небольшая избушка, окруженная голыми березами и рябинами. Но это была чужая избушка. Черт ее знал, какая западня могла оказаться в ней. Он бежал по чужой земле, где каждый кустик, торчавший из сугроба, мог обернуться врагом.
Наконец тропинка вывела его на узкую санную дорогу, и он помчался по ней, уже с трудом переводя дыхание. Оглядываться было некогда и незачем. Он знал, что за ним гонятся и что спасение его только в ногах. Совсем близко от него, почти рядом с дорогой виднелся густой, темный лес. Будь у него лыжи, он добрался бы до него в один миг.
Можно представить, какими теплыми словами он поминал Юсси в то время, когда перебирал из последних сил ногами по санному следу! И одинокая избушка, окруженная голыми березами и рябинами, тоже не обещала ему ничего хорошего, хотя он и поравнялся с ней наконец. Но куда было ему деваться? Оставаться на дороге было еще опаснее. Э-э, будь что будет! Он ворвался во двор и захлопнул за собой калитку. И дальше с ним произошло то, что могла рассказать потом одна только Майя Линтунен.
Прежде всего к нему под ноги с визгливым лаем кинулась белая лохматая собачонка. Он крикнул ей по-русски:
— Цыц! Молчи, стервоза, а то как пну!
Собака отпрянула, но не умолкла. А он перехватил поудобнее автомат и бросился через двор к дому, проворчав на бегу:
— Я вас тут всех к черту сейчас разнесу!
Собачонка, захлебываясь визгливым лаем, покатилась за ним по пятам. Он взбежал на крыльцо и распахнул дверь в сени. Одновременно из комнаты в сени открылась другая дверь, и в просвете ее показалась женщина. Она спросила испуганно:
— Кто тут?
Юхо не сразу ответил, тяжело переводя дух. Белокурые волосы женщины заколебались от его дыхания. Наконец он спросил отрывисто:
— Ты одна?
— А кто ты?
Женщина слегка попятилась от него, и он понял, что она одна. Тем не менее она повторила строго:
— Говори, кто ты!
— Кто я? Я… — Он ничего не мог придумать и брякнул: — Я Юхо…
— Кто?
Женщина распахнула дверь комнаты настежь, чтобы осветить лицо Юхо, и впилась в него взглядом. Вдали послышались голоса, и во дворе опять залаяла собака. Тогда он сказал ей быстро и требовательно:
— Спрячь меня! За мной погоня, а я без лыж…
Она не поняла его, говорящего на непривычном для нее диалекте, и он еще раз повторил ей шепотом:
— Спрячь меня, Майя, или здесь прольется кровь…
И он приготовил к действию немецкий автомат. Голоса послышались у самых ворот, и одновременно скрипнула калитка. Он достал из кармана пистолет и быстро вложил в его рукоять магазин с патронами. При виде этого она поняла наконец все и, подтолкнув его слегка к длинным поленьям, прислоненным к стене, шепнула:
— Встань там!
Он шагнул за поленья, готовый стрелять в каждого, кто ступит в сени. А она выбежала на двор, захлопнув за собой двери, и скоро до него долетел ее громкий, пронзительный крик:
— Вы опять лезете сюда, разбойники! Убирайтесь к черту! Не дам я больше ничего! Слышите? Проваливайте отсюда! Только грабить умеете!
Голос финского переводчика пытался ей возразить, уверяя, что никто не собирается ее грабить. Но она продолжала кричать:
— Убирайтесь, говорят вам! Не пущу! И не думайте сюда лезть! Не дам себя больше грабить! Только что забегал один такой же! Спрашиваю: «Что надо?». А он хватает мои лыжи и бежит к воротам. Не дам я больше ничего! Уйдите, а то глаза всем выцарапаю! Житья не стало от разбойников!
Голос женщины перешел в плач. Пользуясь этим, переводчик попробовал выяснить, кто к ней забегал. Но она вскричала:
— А мне какое дело! Такой же бандит, как и вы! Хватает лыжи, толкает меня так, что я лечу в снег, и выскакивает за ворота. Не позволю я больше со мной так обращаться! Вы уйдете или нет, я вас спрашиваю? Палло! Кусай их! Гони их прочь!
Собачонка с готовностью залилась визгливым лаем. Переводчик опять задал вопрос, и она ответила:
— А я почем знаю! Меня не касается, куда он убежал! Вот по этой дороге прямо, а потом туда свернул. Догоняйте его как хотите и верните мне лыжи!
Переводчик проворчал: «Вот чертова баба!» и добавил что-то по-немецки. После этого голоса стали удаляться. Снова скрипнула калитка, а собачонка залилась таким звонким лаем, что покрыла на время все другие звуки. Женщина присоединила к ней свой голос:
— Чтобы были мне к вечеру лыжи! Так и знайте, иначе мимо дома не пропущу!
Юхо улыбался в сенях, слушая, как она разделывала его преследователей. Но улыбка мигом исчезла с его лица, когда она вошла в сени. Она вошла и закричала на него тем же тоном, каким кричала на дворе: