Лишь на пятый день после приезда в город Владимир Пилипчук получил от главного хирурга разрешение на свидание с Жупанской. У входа в клинику дежурил уже знакомый Владимиру вахтер. Он собирался накинуть на плечи юноши белый халат, когда в вестибюле клиники появилась Нина Пирятинская.

— Пускают? — спросила она, тяжело переводя дыхание.

Вахтер достал еще один халат. Делал он это степенно, будто подчеркивая, что стоит на очень важном посту.

— Прошу, — сказал он. — Сегодня можно. — И подал студентке халат. — Но на десять минут, не больше.

Нина пришла без Юрка — у него снова лыжный кросс, а Владимир в последнее время так привык видеть их вместе, что даже оглянулся.

— Ты без цветов? — спросила Пирятинская, когда они подходили к седьмой палате, где лежала Жупанская.

Владимир посмотрел на девушку, потом перевел взгляд на гвоздики в ее руках.

Нина решительно протянула ему цветы:

— Возьми, Володя!

Он искренне удивился:

— Зачем?

— Подаришь Галинке.

Владимир с благодарностью посмотрел ей в глаза, почувствовал, что вместе с букетиком гвоздик Нина передает и свое прощение за все... Искренняя дружба выше ревности, лицо Нины светилось каким-то внутренним огоньком.

Владимир взял цветы, и Нина открыла дверь седьмой палаты. Галинка лежала бледная, осунувшаяся. Лицо вытянулось, а глаза казались еще большими, чем были на самом деле. У ее постели сидел отец.

— Можно к вам? — спросила Пирятинская, пытаясь говорить непринужденно.

Галинка улыбнулась, закивала.

— Можно? — повторила Нина, переводя взгляд на Станислава Владимировича.

Профессор с нежностью смотрел на дочь и, наверное, не услышал, что к нему обращаются. Нина и Владимир в неловкости стояли у дверей, ждали.

— Это ко мне пришли, папа, — прошептала Галинка, движением головы показывая на дверь.

Станислав Владимирович оглянулся. Что-то похожее на неудовольствие отразилось в его глазах. Но это уже был не тот капризный старик, который когда-то ненавидел Владимира Пилипчука за его «каверзные» вопросы. Горе придавило его, он стал, кажется, мягче.

Профессор попросил студентов подойти поближе. Нина и Владимир поздоровались. Пилипчук положил перед Галинкой цветы, девушка поблагодарила взглядом, а потом на миг закрыла глаза.

— Ты уже возвратился? — спросила она еле слышно.

Жупанский был наблюдательным человеком и внимательным отцом взрослой единственной дочери. Он слишком любил свою Калинку, чтобы не уловить мягкости в ее голосе. Хорошо видел и понимал, что Владимир не просто Калинкин товарищ по курсу.

Нина поцеловала подругу в лоб, присела у ее изголовья.

— Болит? — спросила она сочувственно.

— Вчера и сегодня не очень, — тихо ответила Жупанская. — Как это хорошо, что вы пришли!

Когда были сказаны все слова, которые принято говорить в таких случаях, наступила неприятная пауза. Первой опомнилась Нина, принялась нашептывать подруге какие-то свои тайны. Жупанская слушала, улыбалась, а ее глаза все время были обращены на Владимира.

— Я искренне благодарна тебе, Володя, за письмо, — обратилась Галинка к Пилипчуку. — Мне только вчера передала наша Олена. Ты так хорошо обо всем написал — о заснеженном селе, о ветвистых буках...

Тот заметно покраснел, виновато взглянул на Станислава Владимировича, на Нину, будто молча просил у них прощения. Пирятинская тотчас же поняла, какое именно письмо получила подруга от Пилипчука. Однако и эта догадка не испортила Нине хорошего настроения.

Станислав Владимирович громко вздохнул. Он тоже заметил молчаливый интимный разговор между дочерью и Пилипчуком.

Снова все четверо умолкли. Трудно представить, сколько бы длилось это молчание, если бы не вошла дежурная сестра и не объявила, что свидание с больной закончилось.

— Вы еще можете несколько минут посидеть, — обратилась она к Станиславу Владимировичу, когда он встал. — А студентов прошу... Больной нужен покой... Через неделю можно будет посидеть подольше.

Владимир и Нина начали прощаться. Галина проводила их глазами до дверей, потом перевела взгляд на отца.

— Папочка, наклонись, я тебе что-то скажу... Еще ближе наклонись.

Станислав Владимирович улыбнулся, наклонил голову к лицу Галинки. Дочь быстро зашептала:

— Папочка, я люблю этого парня... Не ругай меня, родной. Я думаю, что это мой суженый, я выйду за него замуж и буду счастлива... Хорошо, дорогой мой папочка?

Станислав Владимирович не знал, как ему быть. Не отказывать же Галинке? Нет, нет! Причинять своей любимой дочери неприятности? Пусть будет что будет, а он больше никогда не пойдет ей наперекор. Разве не по его вине Галинка чуть было не погибла?