Воспоминание о секретаре горкома повернуло мысли в другую сторону. Это же Сергей Акимович посоветовал профессору написать в сборник статью о коварной миссии генерала Галлера, о его тайных связях с Курмановичем и Тарнавским.

Трамвай пересек Центральную, грохотал по Октябрьской улице. Еще миг, и он остановится возле университета. Николай Иванович прикоснулся к локтю своего спутника.

— Нам пора, Станислав Владимирович.

Профессор словно очнулся от глубокого сна, заморгал.

Какой-то миг смотрел на Линчука, потом взглянул в окно вагона, засуетился:

— В самом деле надо выходить. Я очень благодарен вам, Николай Иванович.

Линчук помог ему сойти с подножки вагона, поддержал за руку.

— Еще раз благодарю, коллега, — поклонился профессор. — Старый человек на каждом шагу должен благодарить, потому что всегда нуждается в помощи младших.

Для Линчука все это было приятной неожиданностью: такой вежливости к нему профессор давно уже не проявлял. Стало даже радостно на душе. Значит, Жупанский в самом деле переборол обиду за статью. Интересно, согласился ли он с этой критикой внутренне? Очевидно, в какой-то мере согласился. Следовательно, критика принесла пользу. В этом, собственно, и заключается ее главное назначение... А Галинка? Что ж, Галинка, наверное, будет принадлежать другому, но тот, другой, нисколько не хуже него, Линчука. Это тоже надо признать.

«Он — лучше!» — подсказывал внутренний голос.

Сердце ныло и болело от этой горькой истины. Однако Линчук умел смотреть правде в глаза, искренне стремился не переоценивать себя и правильно взвешивать возможности других. Да и смешно ворошить пепел! А в Галинкином сердце от их любви, наверное, лишь пепел остался.

Николай Иванович обратился к Жупанскому с предложением проводить до университета.

— Если вы так любезны, коллега, — почтительно ответил Станислав Владимирович и пытливо посмотрел на своего бывшего ученика.

Шли рядом, как ходили когда-то. Жупанский заметно сутулился и, кажется, очень боялся упасть. Николай Иванович слегка поддерживал его за локоть, ступал широко.

Вдруг Станислав Владимирович заговорил о прошлом.

— Не сердитесь на меня, коллега. Возможно, я был слишком требовательным в своем отношении к вам, слишком нетерпеливым... Я верю в ваше благородство, коллега, и прошу прощения.

Линчук не надеялся услышать такие слова. Будто громом оглушенный, остановился он посреди улицы. Остановился и профессор.

— Станислав Владимирович! — промолвил взволнованно-тихо доцент и протянул руку. — Вот моя рука. И верьте, профессор, что это рука вашего благодарного ученика и искреннего друга... Вы на нее можете уверенно опереться, Станислав Владимирович.

Профессор пожал протянутую ему руку.

Вошли в университет, вместе поднялись на третий этаж, где размещалась кафедра истории СССР.

В тревожные дни, когда жизнь Галинки висела на волоске, Станислав Владимирович с особой силой почувствовал поддержку и помощь Сергея Акимовича Кипенко. Уже утром на другой день после ранения дочери Сергей Акимович позвонил профессору на квартиру, выразил соболезнование, заверил, что все будет сделано для спасения жизни его Галинки. По просьбе секретаря горкома партии дважды созывался консилиум лучших врачей города. Галицкий консультировался с учеными Академии медицинских наук, с главным хирургом Советской Армии.

Моральная поддержка в трудные для Станислава Владимировича дни со стороны общественности города заменила старому профессору чудодейственный эликсир, который искали, да так и не нашли средневековые медики и алхимики. Станислав Владимирович понял: о нем думают, заботятся о судьбе его дорогой Калинки.

Много мыслей родилось в седой голове профессора за эти три недели пребывания дочери в больнице.

Сегодня он не на шутку испугался: хирург сказал, что он выпишет Галинку только после Первого мая. Жупанский схватил хирурга за руку.

— Неужели какое-нибудь осложнение?

— Ну, обыкновеннейшее, — с напускной строгостью промолвил доктор Галицкий. — Осложнение такое, что все мы полюбили твою дочь, Станислав Владимирович, и не хотим расставаться с ней до праздников и во время праздников. Нечасто в наше учреждение попадают такие хорошие девушки.

Произнося эти слова, Галицкий морщил нос, доброжелательно улыбался. На хирурга невозможно было обижаться даже за некоторую банальность его шутки. И Жупанский не обижался.

Из клиники он вышел в бодром настроении. С наслаждением вдыхал нагретый весенним солнцем воздух. Одетый во все темное — черное пальто, такого же цвета каракулевый воротник и такая же черная шапка, — Станислав Владимирович шел привычной неторопливой походкой, опираясь на новенькую палку. Кстати, о палке думал давно, однако все почему-то откладывал приобретение этой неприятной вещи, не желал «ходить на трех ногах». Страшное несчастье вынудило его зайти в аптеку, купить палку — хоть малость ногам легче будет.