«Неужели я в самом деле дряхлею? Неужели у меня нет сил, чтобы написать статью объемом в тридцать — сорок страниц?..»

Вошла домработница, сообщила о приходе Кошевского.

— Только его не хватало! — проворчал хозяин. — Чего ему нужно?

— Хочет вас видеть. По важному делу, говорит, забежал.

— И ты его пустила?

— Вы ведь не предупреждали, — оправдывалась старушка.

Станислав Владимирович поморщился, забарабанил нетерпеливо пальцами по столу. Как осточертел ему Кошевский! Но если его не принять...

— Ладно, приглашай. Пусть войдет! — сказал, а сам нервно прохаживался по кабинету.

Кошевский влетел словно вихрь.

— Я безумно рад, Станислав, что застал тебя! — еще с порога затараторил он. — Ты представляешь?..

Хозяин прикрыл ладонями уши.

— Извини! — вытаращив глаза, все так же громко продолжал Кошевский. — Но я сначала присяду.

Не дожидаясь приглашения, гость бесцеремонно отодвинул кресло.

— Не будешь возражать, если я закурю папиросу?

Станислав Владимирович пристально посмотрел на Кошевского и не ответил.

— Чего ты молчишь? — удивился Кошевский.

— Любуюсь твоей беззаботностью.

— А отчего мне волноваться? Потеря высокой должности мне не грозит, не назначали на такую. Зарабатываю на хлеб и пиво. И доволен этим. А у тебя, стало быть, серьезные неприятности, Станислав?

— Неприятности бывают разные... Ступил в грязь — неприятность: нужно после этого тщательно чистить туфли.

Кошевский прищурился.

— Я имею в виду служебные неприятности, дружище.

Станислав Владимирович пожал плечами, взял сигарету.

— В работе, голубчик, всегда случаются какие-нибудь просчеты.

— Э, Стась, оставь! — поморщился гость. — К чему этот тон в разговоре с другом? Я имею в виду твою отставку и назначение на должность заведующего кафедрой Линчука.

Профессор почувствовал, как учащенно забилось у него сердце. Отложил прикуренную сигарету, снова взял ее в руки, несколько раз подряд затянулся.

— Откуда у тебя такие сведения? — стараясь быть сдержанным, поинтересовался он. — Для меня, например, это неожиданная новость.

— Станислав! — улыбнулся Кошевский. — Бойся бога! Об этой новости говорит весь город. Я могу лишь удивляться. Думал, ты давно проинформирован, даже подумал, извини за откровенность, о твоей неискренности... Тебе плохо?

Гость вскочил, помог хозяину сесть в кресло, предусмотрительно налил стакан воды.

Станислав Владимирович отпил несколько глотков, поблагодарил. Кошевский сел рядом, фамильярно зашептал:

— Однако не думай, что у тебя нет верных друзей. Старые друзья никогда не подведут тебя, Стась.

Жупанский молчал. Бывший богослов воспринял это молчание как хороший симптом и перешел в решающее наступление.

— У тебя есть законченная работа по истории нашего края. Передай ее мне и будешь купаться в деньгах, обретешь огромную славу...

Станислав Владимирович не отвечал. Может, даже как следует не расслышал слов Кошевского. Думал только о своем поражении. Да, да, большом и, наверное, фатальном для него поражении.

«Все-таки выжил! — размышлял он, имея в виду Линчука. И чем больше думал, тем сильнее закипала у него злость на доцента. — Но я этого так не оставлю!»

Тем временем внутренний голос насмешливо возразил: «А что ты сделаешь? Ну что?.. Кого поддерживают сильные мира сего, тот и побеждает. Разве это не альфа и омега борьбы?»

В самом деле, что он может сделать с Линчуком? Публично назвать негодяем? Неблагодарной свиньей? Но разве это помешает ему возглавить кафедру? Впрочем, не обратиться ли к Степану Михайловичу? Как-никак — академик! К его голосу прислушивается весь университет. Или бросить все, перейти в другое учебное заведение?

В самом деле, надо бросить университет и переехать в другой город. Или же здесь поискать приличное назначение.

Станислав Владимирович отпил еще несколько глотков воды и, уже немного успокоившись, пристально посмотрел на гостя.

— Итак, Стасик, согласен? — спросил Кошевский, пожимая профессору руку. — Я устрою издание твоей книги, а ты...

— Оставь! — недовольно попросил хозяин. — О каком еще издании может быть речь?

Кошевский придвинулся ближе, тихо объяснил:

— Есть такая возможность, Станислав. Ты, наверное, не забыл профессора Старенького?

— Того, что в Канаде?

— Конечно... Ты ведь ценишь его эрудицию!