Шрифт:
Да, тяжелые и страшные были времена... Теперь Духний чувствует себя орлом.
На приветствие Жупанского академик не ответил. Наверное, чем-то очень увлекся, углубился в работу. Седая голова с большой, зачесанной назад шевелюрой еле заметно покачивалась, а рука быстро что-то записывала в обыкновенной школьной тетради шариковой ручкой. Шариковую ручку Степан Михайлович считал «колоссальным новшеством в экономии времени».
«Не слышит», — улыбнулся Жупанский и хотел тишком пройти на свое постоянное место.
Но Духний уже заметил присутствие Станислава Владимировича, встал со стула.
— Добрый день, добрый день!
Шел, улыбаясь, а голова то и дело подергивалась тиком.
Станислав Владимирович смотрел на узловатые, выпятившиеся сухожилия на шее, на сутуловатую, уже увядшую фигуру, с испугом думал о своей старости.
— Очень интересный документ нашел, —делился своей радостью Степан Михайлович. — Вот иди-ка сюда!
Духний взял Станислава Владимировича за руку, подвел к столу, за которым только что сидел.
— Как много мы еще не знаем о себе, о своем прошлом, — перелистывая страницы архивного фонда, говорил академик. — Но так, по крохам, по крохам да все в сокровищницу... Вот, пожалуйста, читай.
Жупанский прочел и развел руками.
— Получается?.. — удивленно промолвил он и снова прочел открытую страницу из архивного фонда.
Академик радостно захлопал глазами, широко заулыбался:
— Ну да, ну да! Получается, что и Смотрицкий не был первосоздателем. Получается, что и до него, еще в пятнадцатом веке, существовала русская грамматика. Вот, вот...
Увлекшись собственными мыслями, Духний начал ходить по комнате. Станислав Владимирович молча следил за этим больным, но неутомимым в работе человеком.
«Настоящий муж науки, настоящий ее раб!» — думал профессор, а в душе от этих мыслей подымалось чувство недовольства собой.
— Теперь Иван Федоров займет еще более высокое, истинное свое место в истории нашей культуры! — воскликнул академик, остановившись напротив Жупанского. — Мы считали его только первопечатником, а он, оказывается, создал и русскую грамматику!
Академик сел за стол, углубился в чтение. Голова низко склонилась над бумагами. Рука опять что-то быстро записывала. Духний был левшой, но писал очень быстро, и это тоже почему-то поражало Станислава Владимировича. Ну что ж, пора и самому браться за дело! Станислав Владимирович развернул подшивку за тысяча восемьсот девяносто пятый год. Мысли еще не подчинялись намерениям, взбудораженные сенсационной находкой академика. Одной лишь фразой упоминалось в записях ставропигийского братства Львова о грамматике первопечатника Ивана Федорова, а как это много значит для науки.
«А вдруг отыщется и грамматика! [10] — подумал про себя Станислав Владимирович. — Везет же Духнию! Никто никогда не находил таких сообщений, а он нашел».
Другой голос, резкий, укоризненный, добавил едко: «Труд. Все дается трудолюбием, друже!.. Не забывай, что у Степана Михайловича интерес к общерусской тематике возник еще в начале столетия...»
Перевернул несколько страниц подшивки, а продолжал думать о Духние. «Опять газеты и радио будут кричать о его находке, напечатают, пожалуй, не одну статью. Да и в университете снова поднимется шумиха... А я лишь копаюсь в бумагах. Карточки скоро хранить негде будет. А печататься? Когда же наконец я выйду со своими мыслями к людям?»
10
До 1955 года обнаружен только один экземпляр грамматики Ивана Федорова. Он хранится в Гарвардском университете в США.
Со страниц «Громадського голосу» дохнуло стариной. В комнате словно бы зазвучал голос великого Франко. «Да, да, все эти страницы проникнуты борьбой. Все эпохи, вся история проникнута борьбой. Но о чем писать в сборник? Чтобы это актуально прозвучало?»
Сначала у него возникла мысль дать туда почти готовую работу «Эмиграция украинского населения Галиции за океан в начале двадцатого столетия». Но тут же подумал: а украсит ли такая работа юбилейный сборник? Не далека ли тема от современных интересов? Да и потом — выезжали ведь из Галиции не только украинцы! Не пришьет ли ему Линчук какую-нибудь политическую ошибку?
Откинулся на спинку стула, задумался. «Недоброжелатели могут выдумать все, что только захотят выдумать. И потом... Разве в работах Степана Михайловича все так и дышит современностью? Например, его сегодняшняя находка? Какими эталонами здесь пользоваться?»
— Интересно, авторы первых грамматик на Украине и в Белоруссии знали о существовании грамматики Ивана Федорова? — спросил вдруг академик, отрываясь от архивной папки.
Жупанский не расслышал, удивленно повернул голову.
— Что, что, Степан Михайлович?