— Тогда скажи, что ты будешь делать, когда я упаду? — прервала Нина, смеясь. — Во мне сейчас почти семьдесят килограммов веса!

Засмага остановился, вытянул обе руки и вдруг во весь голос запел:

Девушки весело, раскатисто засмеялись. Потом Нина взглянула на подругу, отвернулась, нахмурилась. Жупанская тоже перестала улыбаться, насторожилась.

«С ним в самом деле весело. Однако почему насупилась Нина? Может, я им мешаю?» — с огорчением думала Жупанская, но сама же и предложила:

— Чудесная идея — а почему бы нам вместе не покататься на коньках? Пойдем, Нина?

Нина смотрела куда-то мимо нее. Высокая, стройная, сегодня она была особенно привлекательной. Новое темно-синее пальто, плотно облегавшее девичий стан, спускалось клешем до новеньких, на низком каблуке фетровых бот, только входивших в моду, красная, с узорами, вязаная шапочка — все ей было к лицу, хотя до некоторой степени и выглядело экстравагантно. Но более всего поражали глаза — синие-пресиние. Жупанская не без зависти посматривала на подругу, любовалась ею. Невозможно было не любоваться Ниной. Пирятинская заметила пристальный взгляд Галинки, опустила ресницы и стала еще более симпатичной.

Галина не выдержала, поцеловала Нину в щеку.

— А теперь Нина передаст поцелуй дальше! — мгновенно отреагировал Юрко.

Пирятинская ему не ответила. Она обняла Галинку. Так, обнявшись, дошли до входа в университет. Предупредительный Юрко открыл дверь, расшаркался, будто швейцар в гостинице.

В аудитории уже было много студентов, среди них и Пилипчук. Когда Галя и Нина входили в аудиторию, Владимир стоял к двери спиной. Но вот он быстро, будто по зову, повернулся, посмотрел на Жупанскую. Их взгляды переплелись тысячами невидимых нитей. Оба словно впали в забытье.

Галина первой опомнилась от этого странного, пьянящего и сладкого наваждения. Отвела взгляд от глаз Владимира, окинула взором присутствующих, поздоровалась. На сердце столько радости, такой нежной, такой трогательной, что даже немела от нее.

Приход преподавателя вернул девушку к реальности. Жупанская оглянулась, будто спрашивала, зачем пришел Василий Петрович, разве он не понимает, что ей, Галинке, сейчас не до науки.

— Итак, начнем, товарищи, нашу работу, — промолвил преподаватель зычным голосом, который отчетливо звучал в просторном помещении.

Широкоплечий, с шеей как у борца, широкие черные брови вразлет, суровый взгляд из-под тяжелых век — все это придавало преподавателю несколько демонический вид. Правда, студенты хорошо знали, что Василий Петрович умеет не только хмуриться, смотреть исподлобья, но и улыбаться. Это только сейчас он настроен требовательно, сурово — без твердых знаний у Василия Петровича экзамен не сдашь, а на шпаргалку нечего и рассчитывать: заметит — всему конец!

— Пять человек остаются в аудитории, а остальных попрошу подождать в коридоре. Ну, кто остается? Смелость города берет!

На этот раз Василий Петрович обращался к студентам мягко, с некоторым сочувствием, мол, знаю, что экзамен — вещь трудная, но помочь вам уже не могу.

Остались Владимир, Галина, Катя Вернигора, Юрко Засмага и Сережа Веселов. Все пятеро стояли возле стола сосредоточенные, внимательно следили, как преподаватель раскладывает на столе билеты. Все пятеро волновались, ведь нет и не было таких студентов, которые не волновались бы перед проверкой их знаний.

— Прошу!

Юрко Засмага коснулся локтем Владимира. Пилипчук взял билет с краю стола. Василий Петрович записал номер, и студент сел за длинный стол. Рядом с Владимиром примостился Юрко — на всякий случай. Рядом — Катя Вернигора.

Галинка отошла чуточку дальше, села за свободный стол.

— Можно возле тебя? — спросил Веселов.

Молча подвинулась, начала обдумывать вопрос. Это был самый трудный для Галинки экзамен. Сдавала исторический материализм. Первый вопрос: «Классики марксизма-ленинизма о стратегии и тактике рабочего класса в пролетарской революции». Надо сначала ответить на третий вопрос, он, кажется, самый легкий. Так и отец советует — начинать с наиболее понятного.

Написала план ответа, вспомнила некоторые цитаты из сочинений Ленина. Успокоилась. Постепенно складывался ответ. Настроение становилось более бодрым. «Теперь не страшно, — думала уверенно. — Во всяком случае на тройку вытяну, а может, и на четверку».

Пилипчук уже сидел перед преподавателем. Отвечал спокойно, солидно. Василий Петрович скрестил на груди руки и смотрел на потолок. Значит, он был вполне доволен. Когда в ответе улавливалась какая-то неуверенность, преподаватель наклонял голову, исподлобья смотрел на Владимира черными глазами.

— Как Ленин и большевики понимали роль крестьянства в борьбе за превращение буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую? — тихо спросил он, когда студент умолк.

Пилипчук тем же спокойным тоном стал рассказывать о статьях Ленина «Социализм и крестьянство», «Мелкобуржуазный и пролетарский социализм».