«А я их никогда не поздравлял», — с укоризной подумал Станислав Владимирович.

Вскрыл конверт, в нем — голубенький жесткий квадратик...

— Что это? — приглушенным голосом спросила дочь.

Отец быстро скользнул взглядом по квадратику, передал его дочери. Галина тоже разволновалась. Глаза потускнели, вся ее фигура напряглась.

— Они нас шантажируют, — сказала она после паузы, ища в глазах отца поддержки.

Станислав Владимирович заходил по комнате, привычно считал шаги. Ему почему-то было стыдно смотреть на дочь, встречаться с ней взглядом. А почему? Разве он в чем-нибудь виноват? Разве он знает, кто это их шантажирует, пытается запугать?

— Выбрось в печь! — приказал он дочери, вспомнив, что именно так поступает Тын с бандеровскими листовками.

Галинка подошла к кафельной белой колонке, открыла дверцу, нашла спички, подожгла листовку. Смотрела, как огонь скрючивает пропитанный ядом листик. Потом подошла к отцу, поцеловала его в щеку.

— Ты хочешь служить правде, папа?

Станислав Владимирович опустил глаза. Знает ли Калинка, какое больное место задела она?

— Я всегда стремился служить правде, — тихо ответил он и смело посмотрел дочери в глаза. — Но не думай, что это так легко. Прежде всего необходимо знать, где эта правда, обладать твердой волей, чтобы устоять против искушений, которые подстерегают человека на каждом шагу... Закалить себя так же трудно, как найти самоцвет.

Он еще долго говорил о своем стремлении быть настоящим ученым, добрым для нее отцом. Дочь внимательно слушала и почему-то думала об академике Духние. Похож ли отец на него? Каждая лекция академика как настоящий бой, вызов силам зла!..

— Но почему они присылают эти листовки нам? — вдруг выпрямилась Галинка. — Неужели думают, что ты в конце концов станешь на их сторону?

Станислав Владимирович не ответил. Что он мог сказать дочери в оправдание? Что не один он получает, что присылают и Тыну, а может быть, и самому Духнию?

— Ты уже обедала?

Галина поняла намек. Она еще раз поцеловала отца в щеку, вышла из кабинета.

«Раз, два, три, — начал считать шаги профессор, ища успокоения. — Надо больше бывать на людях, — думал он, двигаясь по комнате. — Внимательно прислушиваться к разговорам простых людей. Разве не было мне приятно сегодня на манифестации?.. Так, может, и сейчас пойти, например, в парк? Уж лучше блуждать по аллеям парка, чем в лабиринтах темных, тяжелых мыслей...»

Подошел к телефону, набрал номер.

— Это я — Жупанский, — заговорил тихо в трубку, стараясь не выдавать своего волнения. — А что, если нам, Леопольд, пройтись? Не возражаешь?..

Вышел в коридор, начал торопливо одеваться. Из комнаты выглянула Галинка.

— Ты куда-то собрался, папа?

— Пойдем с Тыном на прогулку, — ответил отец сдержанно. — А какие у тебя намерения?

Галина быстро подбежала к нему.

— Я хочу пригласить подруг... Понимаешь, мы немножечко потанцуем, потом пойдем в университет на вечер... Может, ты тоже пойдешь?

На студенческий вечер? Нет, сегодня с него довольно впечатлений.

— В другой раз, Калинка. У меня от музыки и гомона вот такая голова, — и он описал руками большой круг. — Я еще никогда в жизни не был на таких многолюдных праздниках.

Дочь проводила его до лестницы, пожелала приятной прогулки» Станислав Владимирович спустился на первый этаж, где его уже ждал Тын.

— Не сидится?

— А разве праздник для того только, чтобы сидеть дома? — в свою очередь спросил профессор.

...На центральной аллее университетского парка сегодня было более многолюдно, чем всегда. Выбрали самую тихую аллею, сели на скамью. Через некоторое время к ним подошел Духний. Долго тряс Жупанскому и Тыну руки, желал здоровья, радости.

— Я вот хожу по парку и думаю: как жаль, что до этих времен не дожил наш Франко, чтобы увидеть воплощенные свои мечты... А мог бы дожить... Помнится, шли мы с ним в один из вечеров в библиотеку, а Франко и говорит: «Не верю, чтобы душу народа вечно пересекала граница. Верю, рано или поздно воссоединятся разрозненные половинки, и тогда в наш край придут счастье и свобода».

Академик Духний посматривал то на Жупанского, то на Тына.

«Пожалуй, он прав», — взволнованно подумал Жупанский.

— Или вы не согласны? — допытывался Духний, переступая с ноги на ногу, покачиваясь.

— Здесь двух мнений быть не может! — коротко ответил Тын.

Станислав Владимирович в знак согласия лишь кивнул и улыбнулся.

Ночью выпал снег. Пушистым белым ковром застлал он город. Снежинки покрыли деревья толстой чешуей, отчего ветви стали похожими на лохматые лапы белых турманов. Под тяжестью снега и наледи обвисли электрические и телефонные провода...