Седеющая босая мулатка, подрагивая па ходу отвислыми грудями, внесла на подносе холодный лимонад и горячий шоколад — излюбленные напитки церковнослужителей и государственных чиновников времен вице-королевства. Держа в смуглых руках позвякивающий хрусталем серебряный поднос, служанка с робким вопросом взглянула на хозяина. Ниньо Сантос кивком ощерившегося черепа указал ей на складной походный столик, раскинувший в углублении арки свои паучьи ножки. Мулатка безмолвно повиновалась: покорная, взмокшая от пота, она извивающейся походкой проковыляла к столику. Омочив в лимонаде губы, Ниньо Сантос заметил:

— Вот уже добрых пятьдесят лет я пью этот напиток и нахожу его крайне целебным… Рекомендую, дон Селес.

Дон Селес натужно осклабился:

— Это же мой любимый напиток! Я счастлив, я горд тем, что у нас общие вкусы! Еще бы!

Тиран Бандерас махнул рукой, как бы развеивая дымок лести, завитки велеречия, которые воскурил ему гость. Лицо тирана исказилось привычной гримасой; в уголках рта появилась зеленая пена.

— Друг мои Селес, — сказал Ниньо Сантос, — чтобы убить революцию наповал, нужны серебряные пули.

Гачупин подобострастно поддакнул:

— Которые бьют без треска и наверняка.

Мумия загадочно ухмыльнулась:

— Бесшумное оружие, друг мой, надежнее всякого другого. В любой революции есть два критических момента: момент молниеносного удара и момент, когда требуются серебряные пули. Дружище Селес, вот эти-то пули и должны помочь нам выиграть главные битвы. Сегодня мы должны строить нашу политику на привлечении революционеров в наш лагерь. Я уважаю своих врагов и считаюсь с тем, что у них много сторонников в соседних республиках. Среди революционеров немало ученых. Их знания вполне могут быть использованы на благо родины. Интеллигенция заслуживает уважения, не так ли, дон Селес?

Дон Селес поспешил выразить согласие. Со слащавой улыбкой он воскликнул:

— Целиком с вами согласен. Еще бы!

— Стало быть, для этих то ученых мне и нужны серебряные пули. Среди наших ученых есть светлые головы, могущие поспорить с крупнейшими европейскими светилами. Находясь в Европе, эти светлые головы могли бы принести нам больше пользы, нежели находясь здесь: их место на дипломатической службе… на научных конгрессах… во всякого рода миссиях, которые создаются для поездок за границу.

Богатей гачупин закивал головой:

— Вот что значит вести умную политику!

Бандерас доверительно прошептал:

— Но для такой политики, дон Селес, мне потребуется достаточное серебряное обеспечение. Вы меня поняли, друг мой? Я полагаюсь на вас и верю, что все сказанное останется строго между нами. Высоко ценя ваш опыт и ум, я выбрал вас в свои главные советники.

Дон Селес подул на свои напомаженные бриллиантином усы и с наслаждением втянул носом источаемое ими парикмахерское благовоние. Его лысая макушка лоснилась, словно живот Будды, и перед мысленным взором Селеса уже проносились видения из восточных сказок: ему мерещился контракт на поставку продовольствия Освободительной армии.

Очарование нарушил голос тирана Бандераса:

— Вы правильно сделали, что задумались всерьез. Дело стоит того.

Приложив руку к толстому животу, гачупин ответил:

— Все мое состояние, всегда, впрочем, скудное, а нынче и вовсе подорванное, я ставлю на службу правительству. Вклад мой беден, но он плод бескорыстного труда на этой великодушной земле, которую я полюбил и которая по велению сердца стала моей второй родиной.

Бандерас прервал гостя нетерпеливым жестом, словно отгоняя назойливую муху:

— А могла бы испанская колония предоставить нам необходимый заем?

— В последнее время испанская колония понесла большие убытки, но тем не менее, учитывая ее связи с республикой…

Генерал, поглощенный своей мыслью, процедил сквозь зубы:

— А понимает испанская колония, как пострадали бы ее интересы, победи у нас революция? Если понимает, то обработайте ее в нужном смысле. В деле восстановления порядка мое правительство рассчитывает только на испанскую колонию. Страна находится во власти анархии, вызванной зловредной пропагандой.

Дон Солее напыжился:

— Индеец, хозяин земли, — но более чем утопия университетских педантов.

— Согласен. Потому-то я и говорил, что всем этим дипломированным дядям нужно предоставить места за границей. Там их способности вреда республике не принесут. Дон Селестино, серебряные боеприпасы нужны нам позарез, и я поручаю вам принять все необходимые меры. Повидайтесь с государственным секретарем по финансам. Не откладывайте. Лисенсиат изучил этот вопрос и введет вас в курс дела. Обсудите с ним, как быть с гарантией, и не тяните. Помните, что повстанцы должны быть расстреляны серебром, и как можно скорее! За границей верят небылицам, которые распространяют всевозможные газетные агентства! Мы уже протестовали дипломатическим путем, требуя прекращения клеветнической кампании, но этого мало. Дорогой Селес, вашему острому перу надлежит составить документ за подписями виднейших членов испанской колонии, документ, который объяснит правительству нашей общей матери родины истинное положение вещей. Долг колонии — ориентировать свое правительство, раскрыть глаза нашим соплеменным государственным деятелям на то, что революционные идеи для Америки ничуть не пользительнее желтой лихорадки. Революция означала бы для испанских колонистов полное разорение. Пусть там знают об этом и не заблуждаются. Положение чрезвычайно серьезное, дон Селестино! По дошедшим до меня слухам дипломатический корпус намеревается предпринять какую-то акцию. Поговаривают о коллективном протесте в связи с расстрелами в Самальпоа. Известно ли вам, что этот протест собирается подписать сам испанский посланник?