Шрифт:
Дилижанс был почти полон. Падре, Мыловар и еще несколько человек вышли на середину дороги.
Когда экипаж подъехал, Падре поднял свою палку и крикнул:
— Стой!
Анчуса и Лушия схватили лошадей под уздцы, и экипаж остановился.
— Arrayua! Падре! — завопил кучер. — Мы пропали!
— Всем выйти! — приказал Падре.
Эгоскуэ распахнул дверцу дилижанса. Изнутри послышались тревожные восклицания и крики.
— Милости просим, — сказал галантно Эгоскуэ. — Вылазьте, да без шума.
Первыми вышли два баскских крестьянина и священник, за ними — светловолосый мужчина, по виду иностранец, а потом выпрыгнула черненькая девушка, которая помогла сойти седой толстой сеньоре.
— Господи боже мой, куда это нас ведут? — воскликнула сеньора.
Никто ей не ответил.
— Анчуса! Лушия! Отпрягите лошадей, — крикнул Падре. — А теперь — все на постоялый двор.
Анчуса и Лушия увели лошадей, и возле Падре осталось только человек восемь, считая Баутисту, Салакаина и Хосе Кракаша.
— Идите с этими, — сказал командир отряда двум своим людям, кивнув на крестьян и священника.
— Вы, — он указал на Баутисту, Салакаина, Хосе Кракаша и еще двух вооруженных парней, — отправляйтесь с сеньорой, сеньоритой и этим пассажиром.
Перепуганная толстая сеньора плакала.
— Нас расстреляют? — спросила она со стоном.
— Пошли! Пошли! — грубо сказал один из парней.
Сеньора бросилась на колени, умоляя, чтобы ее отпустили.
Побледневшая сеньорита сжала зубы, и глаза ее метали
молнии. Она, конечно, знала, как поступает Падре с женщинами.
Некоторых он раздевал до пояса и, намазав им грудь и спину медом, вываливал в перьях; других стриг наголо или дегтем приклеивал их волосы к спине.
— Идите, сеньора, — сказал Мартин, — с вами ничего не случится.
— Но куда мы идем? — спросила она.
— На постоялый двор, тут, поблизости.
Молодая девушка ничего не сказала, но бросила на Мартина взгляд, полный ненависти и презрения.
Женщины и Иностранец пошли по дороге.
— Слушай, Баутиста, — сказал Мартин по-французски, — ты — на одного, я — на другого. Когда не будут на нас смотреть.
Удивленный Иностранец спросил на том же языке:
— Что вы собираетесь делать?
— Бежать. Отберем у них ружья. Помогите нам.
Двое вооруженных, услышав, что переговариваются на непонятном языке, заподозрили неладное.
— Что вы там говорите? — спросил один из них, отступая назад и взяв ружье наизготовку.
Но он ничего не успел сделать, потому что Мартин со всех сил ударил его палкой по плечу и выбил у него ружье, Баутиста с Иностранцем бросились на его товарища и отобрали оружие и патроны. Хосе Кракаш, как всегда, витал где-то в облаках.
Обе женщины, увидев, что они свободны, пустились бежать по дороге в направлении Эрнани, Кракаш побежал за ними. У него было старое охотничье ружье, которое могло пригодиться на крайний случай. У Иностранца и Мартина было теперь по ружью, но патронов в их распоряжении оказалось очень мало. У одного из людей Падре они патронташ отобрали, а у другого не успели. Тот удрал и мчался со всех ног, к постоялому двору, чтобы сообщить в отряд о случившемся.
Иностранец, Мартин и Баутиста догнали женщин и Хосе Кракаша.
Преимущество во времени у них было большое. Но женщины были не в силах бежать без передышки, и люди Падре могли в два счета настичь беглецов.
— Давайте, давайте! Живее! — поторапливал Мартин. — Еще час, и мы в городе.
— Не могу, — сказала сеньора. — Я больше не могу идти.
— Баутиста! — крикнул Мартин. — Беги в Эрнани, собери народ и веди сюда. А мы тут малость постреляем в них.
— Я пойду, — предложил Кракаш.
— Хорошо, тогда оставь ружье и патроны.
Музыкант бросил ружье и патронташ и пустился бежать, как одержимый бесом.
— Не доверяю я этому дурачку музыканту, — прошептал Мартин. — Иди-ка ты с ним, Баутиста. Жаль, что одно ружье останется без дела.
— Я буду стрелять, — сказала девушка.
Они приготовились к бою, потому что на дороге уже появились люди Падре.
Засвистели пули. Только покажется белое облачко, как в то же мгновение над головами беглецов пролетает пуля. Иностранец, девушка и Мартин разделили патроны и укрылись за деревьями. Старая сеньора, проливая слезы, улеглась, по совету Мартина, на землю.