– А я не разумный?
– Его голос низкий, опасный, и вдруг я вспоминаю, что Макс не только лидер бесстрашных, кому я понравился по какой-то необъяснимой причине - он лидер бесстрашных, который тесно работает с Джанин Мэтьюс, он тот, кто назначил Эрика, тот, кто, возможно, имеет отношение к смерти Амара.

– Я не это имел в виду, - говорю я, стараясь оставаться спокойным.

– Ты должен быть осторожным, говоря все, что думаешь, - замечает Макс, двигаясь ближе ко мне.
– Или кто-нибудь начнет думать, что ты оскорбляешь свое начальство.

Я не отвечаю. Он двигается еще ближе.

– Или подвергаешь сомнению ценности фракции, - добавляет он, и его налитые кровью глаза медленно перемещаются к моему плечу, где пламя бесстрашных на моем тату высовывается из-под воротника рубашки. Я спрятал пять символов фракций, которые покрывают мою спину с тех пор как сделал их, но в данный момент, по некоторым причинам, я ужасно боюсь, что Макс знает о них. Знает, что они означают, что я не идеальный член Бесстрашия; я тот, кто верит, что не только одно качество должно цениться; я - дивергент.

– У тебя был шанс стать лидером Бесстрашия, - говорит Макс.
– Может быть, ты мог бы избежать этого инцидента, если бы ты не сбежал, как трус. Но ты сбежал. Поэтому сейчас тебе приходится иметь дело с последствиями.

Его возраст написан на лице. У него морщины, которых не было в прошлом году или за год до этого, у него бурая, словно присыпанная пеплом, кожа.

– Эрик настолько занят обучением, насколько нужно, потому что ты в прошлом году отказался следовать приказам...

В прошлом году в спортзале я остановил все бои до того, как травмы не стали слишком тяжелыми, против приказа Эрика, что бой останавливается только тогда, когда один из участников не может продолжать. В результате я чуть не потерял свое место инструктора на обучении; так бы и случилось, если бы Макс не вмешался.

– ... и я хотел дать тебе еще один шанс сделать все как надо, хорошо контролируя ситуацию, - продолжает Макс.
– Но у тебя не получилось. Ты зашел слишком далеко.

Пот, выступивший на моем лице, пока я шел сюда, холодеет. Он шагает назад и снова открывает дверь.

– Убирайся из моей квартиры и занимайся своими новобранцами, - заключает он.
– Не дай мне увидеть, как ты перейдешь черту снова.

– Да, сэр, - тихо отвечаю я и ухожу.

Рано утром я иду в больницу проведать Эдварда, когда солнце встает, сияя сквозь стеклянный потолок Ямы. Его голова перевязана белыми бинтами, и он не двигается, не разговаривает. Я ничего не говорю ему, просто сажусь у изголовья и наблюдаю за тем, как бегут минуты на настенных часах.

Я был идиотом. Я думал, что был неуязвим, что желание Макса, чтобы я стал лидером бесстрашных, никогда не пошатнется, что на определенном уровне он мне доверяет. Как же я сразу не догадался. Марионетку - вот все, что когда-либо хотел Макс. Так сказала моя мать.

Я не могу быть марионеткой. Но я также не уверен, кем мне следует быть взамен.

Симуляция Трис Приор является практически прекрасным местом, небо желто-зеленое, желтая трава растет на милю в каждом направлении

Странно наблюдать за симуляцией чужих страхов. Глубоко лично. Мне не кажется правильным заставлять других людей чувствовать себя уязвимыми, даже если они мне не нравятся. Каждый человек имеет доступ к ее секретам. Наблюдение за страхами моих новобранцев, одного за другим, создает ощущение, словно мою кожу оцарапали наждачной бумагой.

В симуляции Трис желтая трава абсолютно неподвижна. Если бы воздух не был застоявшимся, я бы сказал, что это сон, а не кошмар - но такой воздух означает для меня одно: приближающуюся бурю.

По траве движется тень, и большая черная птица садится на ее плечо, впиваясь своими когтями в ее рубашку. Мои кончики пальцев покалывает, когда я вспоминаю, как прикоснулся к ее плечу, когда она входила в комнату симуляции, как я откинул её волосы с шеи, чтобы сделать укол. Глупо. Легкомысленно.

Она с силой ударяет черную птицу, но тотчас же все повторяется. Грохочет гром; небо темнеет не от туч, а от птиц, невероятно огромной стаи, двигающейся в унисон, словно много частей одного разума.

Звук её крика - самый худший звук в мире, он отчаянный - она отчаялась получить помощь, а я не в состоянии ей помочь, хотя я знаю, что все, что я вижу - не реально, я знаю это. Вороны неумолимо продолжают приближаться, окружая ее, заживо хороня ее среди темных перьев. Она кричит о помощи и я не могу ей помочь, и я не хочу смотреть на это, я не хочу больше смотреть ни секунды.

Но потом она начинает двигаться, она ложится на траву, потягивается, расслабляется. Если ей больно, она этого не показывает; она просто закрывает глаза и отстраняется, и почему-то это хуже, чем ее крики о помощи.