— Еще раз приношу глубочайшие извинения. Видите ли, мне представляется, что я знаю об этом деле если не столько же, сколько вы, то почти столько.

У человека в роговых очках был самый несчастный вид.

— Нынешняя хозяйка пансиона, в котором они все живут, — продолжал он, — бывшая певичка варьете Рене Роупер, моя старая знакомая. Много лет назад она оказала мне услугу. Я тогда расследовал одно веселенькое дельце — в нем были замешаны красотки из кордебалета. Так вот, сегодня утром она была у меня.

— Просила ее защищать? — хором спросили полицейские.

— Да нет, — рассмеялся Кампьен. — Рене не ваша дичь. Она очень расстроена убийством, которое случилось у нее в доме. Даже, кажется, двумя. И просила меня распутать всю эту историю. К сожалению, пришлось ей отказать, и я чувствую себя порядочной свиньей. Тем не менее я ее выслушал до конца.

— Вот как! — старший инспектор Иео сидел сгорбившись, как медведь, на лице его не было и тени улыбки. — Я рационалист, — продолжал он. — Но хотите знать, как бы я назвал это совпадение, мистер Кампьен? Перстом Божьим. Нет, от этого так просто не отмахнуться. Тут виден промысел.

Человек в роговых очках поднялся, взгляд его скользнул по залитой солнцем траве, по уткнувшейся в газету фантастической фигурке и остановился на клумбе цветов.

— Нет, — покачал он печально головой, — нет. Ворон должен прокаркать трижды, и тогда это перст Божий. Пословицу помните?

Идя вверх по гравиевой дорожке, человек в роговых очках дошел до самого высокого места, остановился и посмотрел назад. Только что покинутая сцена действия выглядела как лаковая миниатюра: ярко-зеленая трава, муаровая лента дорожки и склонившийся над газетой старый трюфель.

Поколебавшись, Кампьен вынул из кармана складную подзорную трубу, приставил к глазу, фигурка на скамье мгновенно оказалась на расстоянии вытянутой руки, и он первый раз хорошенько рассмотрел ее: Джессика Палинод все еще сидела уткнувшись в газету, но тут точно кто ее толкнул, она подняла голову и глянула, почудилось Кампьену, прямо ему в глаза. Конечно, она не видела ни его, ни его трубы — слишком далеко. Ее лицо поразило его: загорелое, черты тонкие, даже изящные, но главное — из-под неровного края картона, хорошо заметного из-под вуали, на него смотрели глубоко посаженные глаза, в которых светился незаурядный ум. Да, несомненно, ум был отличительным признаком этого лица.

Кампьен хотел было опустить трубу, ему стало не по себе, как будто он подглядывал в щелку и по чистой случайности оказался свидетелем немой сцены: из-за кустов за спиной женщины появились двое — молодой человек и девушка. Они, скорее всего, нечаянно на нее наткнулись, и в тот миг, как попали в окуляр, юноша остановился, положил руку на плечо девушки, и они, пятясь, стали отступать в кусты. Юноша был старше, но и ему вряд ли было больше двадцати; он отличался той угловатостью, которая обещает с годами развиться в могучее телосложение. Растрепанная голова непокрыта, румяное озабоченное лицо некрасиво и вместе привлекательно. Кампьен прочитал в нем явную тревогу.

Девушка была еще моложе; она отпечаталась у него в памяти как очень странно одетое существо. Ее волосы на фоне цветущих кустов отливали черным блеском маковой сердцевины. Черт лица он не разглядел, ухватил только испуганный взгляд больших карих глаз и опять с удовольствием отметил в лице девушки недюжинный ум.

Он следил за ними в трубу, пока они не достигли спасительного куста тамариска, за которым и скрылись, невольно пробудив в Кампьене любопытство. Эти Палиноды начали раздражать его, как заноза в пальце. И Кампьену вспомнились слова Йео о персте Божьем.

События недели неоднократно обращали к ним его мысли. И случайно подсмотренная пантомима оказалась последней каплей. Ему вдруг очень захотелось узнать, кто эта странная пара и почему они так испугались переодетой феи, разгадывающей латинский кроссворд под сенью Гайд-парка.

Кампьен поспешил поскорее уйти от соблазна. На этот раз он не имеет права поддаваться действию прежде неодолимых чар. Через час он позвонит Великому человеку и со смиренной признательностью примет щедрый, завидный дар, который родные и друзья приготовили для него и который до конца дней обеспечит его существование.

Переходя улицу, он заметил среди других автомобилей старинный лимузин с гербом на дверце.

Высокочтимая вдова, носительница одной из самых громких английских фамилий, ожидала его, опустив окно; Кампьен подошел и, сняв шляпу, подставил седеющую голову солнцу.

— Мой дорогой мальчик, — в высоком голосе слышалось изящество интонаций, свойственное людям, чья жизнь принадлежала эпохе, отделенной от нашего времени двумя войнами. — Увидела вас и решила остановиться. Хочу сказать, что я несказанно за вас рада. Знаю, знаю, это пока тайна. Но наш милый Дорроуей был вчера у меня и поделился этой радостной вестью. Значит, решено окончательно. Как была бы счастлива ваша матушка!