— Ты на опасном посту и очень нужен… Значит, будь поосторожнее.

— Попытаюсь,— отвечаю ему.

Мне пора. Мы стоим еще немного у двери, Виктор говорит, что завидует мне, и я ухожу в мертвецкую.

Во время проверки неожиданно получаю оплеуху от блокфюрера.

— Где «ахтунг»? — спрашивает он.

239

Я объясняю, что работаю здесь первый день и еще не совсем освоился со своими новыми обязанностями. Эсэсовец предупреждает — при появлении блокфюрера я должен быстро и четко произнести «ахтунг» и рапортовать по форме.

— Ты отвечаешь за определенную группу хефтлингов,— поясняет он,— и обязан быть для них примером. Понял?

Ровно в семь приходит крытый брезентом грузовик. Я нагружаю его мертвецами и передаю дежурному унтершарфюреру формуляры. Он прячет их в карман, не переставая жевать бутерброд.

— Ты что уставился на меня так? — интересуется он.— Голоден?

— Нет.

— Тогда ты идиот. Проваливай.

Когда я возвращаюсь на блок, все мои товарищи уже в сборе. Иду в умывальную, потом крепко трясу руку Олегу и Броскову.

Бросков мало изменился с той поры, как я видел его в последний раз. Такое же узкое нервное лицо, такие же твердые, неласковые глаза. На мой вопрос, долго ли нам еще ждать освобождения, оп отвечает:

— Что значит ждать?

После отбоя мы еще долго шепчемся. Виктор недоволен своим положением уборщика. Правда, ему поручают время от времени прятать котелки с супом, которые потом передаются больным, но это, на его взгляд, не работа, а так, пустячки. Старшина здесь свой человек, и вообще жить тут можно, но как-то неловко. Я утешаю Виктора, как могу: лучше же, если уборщик порядочный человек, и потом неизвестно, что будет еще впереди,— надо сохранить силы.

На следующее утро вслед за писарями в мертвецкую является Шлегель. Среди умерших двое русских, Шлегеля интересуют их формуляры. Я отхожу к двери. Через несколько минут Отто подзывает меня.

— Тула была оккупирована?

— Нет.

— Не годятся,— решительно произносит он, просматривает другие карточки и повторяет: — Не годятся.

Минует неделя, прежде чем Шлегелю удается подобрать нужные номера. В моем ящичке на месте формуляров трех умерших русских, гражданских лиц из Курска, Белгорода и Орла, появляются формуляры трех военнопленных. После ухода Шлегеля я знакомлюсь с их данными: все трое офицеры-летчики, и у каждого над личным лагерным номером стоят две красные буквы «SB».

240

Во время очередной встречи с Шлегелем я спрашиваю, что означает это «SB».

— Sonderbehandlung — отвечает Отто.— Люди с такой пометкой гестапо должны умерщвляться не позднее чем через месяц по прибытии в концлагерь… Они уже умерли,— добавляет он с усмешкой.

— Отто, а что написано в моей карточке?

— Цивильный, учащийся.

— Поэтому меня и санитаром устроили?

— Да, это помогло.— Рыжие брови Шлегеля начинают сердито шевелиться.

— У меня нет больше вопросов, Отто.

— И очень хорошо.

Я радуюсь: мы, оказывается, не только путаем расчеты фашистского ученого-людоеда, но, подменяя номера, мы спасаем товарищей и от верной гибели.

Ч

Приходит апрель. Наступает настоящая весна. Горячее солнце в несколько дней съедает остаток снега, высушивает лужи. Все ощутимее становится запах хвои. Снеговые шапки на Альпах сжимаются, уползая к остриям вершин. Близится лето и вместе с ним час новых испытаний.

Стоя у двери мертвецкой на солнцепеке, я смотрю на восток.

— Алло,— раздается голос Шлегеля.

— Я.

— Пойдем вниз.

Гляжу на Отто. Он уже был сегодня у меня. Лицо у пего озабоченное, даже хмурое.

— Что случилось?

— Идем.

Спускаемся в подвал. Отто закуривает.

— Пойдешь в лагерь.

— Когда?

— На днях.

Я уже хорошо усвоил привычку не задавать лишних вопросов, но сейчас, чувствую, без них не обойтись.

— Это надо?

— Да.

— А что все-таки случилось?

Шлегель тушит сигарету, сбивая огонь на пол. Брови его шевелятся.

1 Особая обработка.

16 Ю. Пиляр

241

— Случилось то, что случается здесь каждую весну. Комендант требует, чтобы мы регулярно поставляли рабочих для каменоломни,—в этом, между прочим, одно из назначений лазарета. Ну, а второе — лазарет тоже должен выполнять общий план ликвидации заключенных… Словом, триста дистрофиков скоро будут погружены в газовые автомобили.

Немного погодя я спрашиваю:

— На место нынешних уборщиков, которые пойдут в лагерь, возьмете больных?