– Какая ты, теть, счастливая… – вздохнул Паша. – Захотела и приехала на Красную площадь, не то что мы… Теперь нас сюда и не пустят…

– А в Кремль вы хотите попасть? – отвлекла я детей от грустных мыслей.

Кто же не хочет попасть в Кремль! И пошли мы, взявшись за руки, сквозь Александровский сад к Кутафьей башне, за которой издалека виднелась самая высокая башня – Троицкая. Каково же было наше разочарование, когда, дойдя до Кутафьей, мы увидели милиционеров, пропускавших на территорию Кремля строго по каким-то билетам. Но никто не мог объяснить, где эти билеты брать. Тата чуть не плакала, Паша по-мужски ее успокаивал, мол, все равно уже устали, ноги болят…

Мы остановились недалеко от железных заграждений.

– А вот что вам скажу! – весело воскликнула я. – Мы обязательно войдем как-нибудь. Даже знаю как…

– На ковре-самолете, что ли? – усмехнулся Паша.

– Нет, на крыльях молитвы! – ответила я. – Не верите?

– А что, у молитвы есть крылья? – засмеялась Тата.

– Вот проверим сейчас, – загадочно произнесла я. – Действуем так. Вы ведь сегодня крестились? Значит, грехи вам все простились, вы сегодня просто святые дети, пока не успели сильно нагрешить. А святых Бог слушает самых первых. И потом, у вас же теперь есть ангелы-хранители. Они тоже молятся о вас. Еще кто у вас в друзьях? Герасим Иорданский, Василий Блаженный, Илья Муромец, Сергий Радонежский! Вот и молитесь им всем, чтобы помогли пройти в Кремль.

– Точно! – воскликнул Паша.

– Прямо здесь? – уточнила Тата.

– Прямо здесь и сейчас, – подтвердила я.

Дети сосредоточились: Тата зашевелила губами, Паша прикрыл глаза – не иначе огненный столб молитвы вознесся на небо.

Я не знала, что должно было произойти, и молилась только о том, чтобы вера детей не была посрамлена. Чудо должно было произойти – ради чистой веры этих детей.

Минут через пять из Кремля по Троицкому мосту к Кутафьей башне вышел хорошо одетый мужчина средних лет и из-за железных заграждений крикнул:

– Кому билеты? Есть лишние… – и потряс зеленоватыми бумажками над головой.

Паша подлетел к мужчине первым и выхватил их из его рук. Билетов было только два. Стоявшие около заграждений такие же, как мы, необилеченные туристы вдруг очнулись и кинулись к мужчине. Я успела подойти к благодетелю и спросить, сколько мы ему должны. Он улыбнулся, весело отмахнулся и пошел назад, к воротам Троицкой башни Кремля. Слезы брызнули из моих глаз: это было чудо!

– Тетечка, не плачь… – стала трясти меня за руку Тата.

– Не плачь, я переживу, – сказал Паша и совершил первый после крещения подвиг настоящей любви. – А вы идите! Я вас здесь, у милиционеров подожду…

Но тут один из них, видевший всю сцену, поманил нас пальцем и пропустил на два билета всех троих.

Я успокоилась только у Дворца Съездов. Вытерла слезы и стала рассказывать… Дети мои ходили по Кремлю, не зная усталости, заглядывали в разные укромные уголки, о чем-то возбужденно переговаривались меж собой. Красота кремлевских храмов удивила их: останавливались около каждого как вкопанные и долго стояли с задранными вверх головами, рассматривая какие-то детали. Они требовали новых и новых рассказов про колокольню Ивана Великого, про Царь-колокол и Царь-пушку, про царей… и последнюю революцию – «Великую Октябрьскую социалистическую». Я все время поправляла: не «революция», как их учили в школе, а «государственный переворот».

– Жалко только, что внутрь церкви не попали… – вздохнул Паша. – Почему в церковь надо по билетам ходить?

– Ну, это теперь музеи, – ответила я и полезла в карман за носовым платком.

Вместе с платком захватила я и наши билеты. Они выскочили из рук и упали на брусчатку. Паша поднял, повертел в руках и вдруг крикнул:

– Нашел! Здесь же написано, что билет «дает право входа» во все кремлевские соборы!

– Вот это да! – обрадовалась я. – Не забудьте перед входом перекреститься.

Накладывали на себя крестное знамение мои дети истово, так, как подобает, и с удовольствием. А меня вдруг посетила печальная мысль, надолго ли сохранится в них эта усердность, настоящесть, ревность в их атеистической семье? Господи, спаси и сохрани.

Сначала мы зашли в Архангельский собор, приложились к мощам святого отрока царевича Димитрия Угличского, последнего из рода Рюриковичей. О невинно убиенном младшем сыне Ивана Грозного мои дети тоже знали и были в восторге от того, что «попали в настоящую историю».

– Его хоть и убил Иван Грозный, но ведь он жив у Бога! – не по-детски богословствовал Паша. – Ведь жив?

– Конечно, жив! – без сомнения подтвердила Тата. – Вот дотронься до его гроба и считай, что до Неба дотронулся, где он теперь живет. Да, теть?

Я не верила своим ушам: откуда у них это духовное знание?

– Про Небо думаете правильно, – серьезно ответила я. – Только царевича Димитрия убил не Иван Грозный, некоторые считают, что произошло это по наказу Бориса Годунова.

– Да… Тяжела ты шапка Мономаха, – сочувственно вздохнул Паша.