– Что же ты барышень на морозе бросил?.. Настоящие кавалеры так не поступают…

– Да они сами не хочут, чтобы значит… в избу… – попробовал оправдаться Никитка, но стесняющихся девчонок всё-таки привёл, хотя и цыкнул на них, чтобы вели себя прилично. Те робко переступили порог и плюхнулись на лавку тут же, возле двери, не сводя восхищённых глаз со столичного гостя.

Буквально следом за ними приковыляла бабка Анисья с традиционным подарком под мышкой: бутылкой первача.

– Ты, Алексей Иванович, не сумлевайся – свежачок!.. Токо-токо перегонку закончила!.. Погодь!.. Я тебе сейчас наглядно продемонстрирую! – и закричала, торжествуя, когда вылитая на блюдечко самогонка вспыхнула голубым пламенем. – Горит, родимая!.. Горит!.. Товар наивысшего качества! Без обману!

Пришлось Галине снова накрывать на стол.

Часам к семи в избу набилось столько народу, что пришлось даже класть на табуретки доски, чтобы рассадить всех гостей. Весть о том, что в самое ближайшее время всё народонаселение Дальних Ключей будет гулять на свадьбе Алексея Ивановича и Галины Прохоровой, каким-то непостижимым образом со скоростью молнии распространился по селу, и приходивщие в богомоловский дом многозначительно улыбались и понимающе кивали головами: мол, давно пора. К тому же всем было любопытно взглянуть на Серёжу. То, что Богомолов так неожиданно стал отцом взрослого сына, было настолько неправдоподобно, что всем хотелось лично в этом удостовериться. Хотя никто из сельчан не видел Наталью, но мужики сразу пришли к выводу: "На отца похож. Так же лоб морщит, и глаза у парня чисто богомоловские…" А бабы… Ох, уж эти бабы!.. Те, как всегда, засомневались: "Может, и правда сынок, а может краля и обманула… А что?.. Оно, конечно, Алексей Иванович не лопух вовсе, но человек всё же слишком доверчивый: его провести – раз плюнуть!.. А у столичных такое станется…"

Но в целом парня одобрили и по-бабьи пожалели: сирота как никак!..

Серёжка, чувствуя на себе любопытствующие взгляды, места не находил, злился. А когда отец начал рассказывать, как он познакомился с Натальей, как буквально за уши вытащила она его с того света, и как простились они в госпитале, и как потеряли после этого друг друга на долгих тринадцать лет, не выдержал и не таясь вышел из дому на двор.

Никитка с сёстрами-близняшками – за ним.

Алексей Иванович спохватился, зачем разоткровенничился? Да поздно: дверь за ребятами со стуком захлопнулась.

"Что за наказание?!.. – подумал он. – Неужели я каждую минуту теперь должен соображать, о чём я могу говорить, а о чём – нет?!.."

– Лексей, да не убивайся ты так!.. – успокаивал друга Егор. – Перетерпи маленько. Время и не такие раны лечит, сам знаешь.

Конечно, всё Богомолов знал, но вот терпения-то ему сейчас как раз и не хватало. Ощущение огромного, немыслимого для человека его возраста счастья куда-то улетучилось, и на смену ему пришла тревога. Постоянное ожидание скорой, неминуемой беды не покидало его ни на секунду. И хотя видимых причин для этого не было, да и не могло быть, Алексей Иванович привык доверяться своему израненному сердцу. Оно его ещё ни разу не подводило. И ныло в груди не от застрявшего в сердечной мышце осколка, а оттого что на душе было смутно и пасмурно.

Часам к десяти гости стали расходиться.

– Ты вообще думай только о хорошем и считай, повезло тебе: на старости лет сыном обзавёлся. Не кисни, ядрёна вошь!.. – от выпитой самогонки Крутов еле держался на ногах, но при этом мог философствовать и давать полезные советы. Он смачно чмокнул Алексея Ивановича в щёку и заковылял в сенцы, мотаясь из стороны в сторону.

– Ты до дому-то доберёшься?..

– Не боись!.. Не впервой!.. – и заорал во всю глотку: – "Враги сожгли родную хату!.."

Стукнула входная дверь, но ещё долго был слышен удаляющийся хриплый голос Егора.

Убрав со стола и вымыв посуду, Галина тоже засобиралась.

– Куда же вы? – удивился Серёжка. – Я решил, в этом доме вы теперь хозяйка. Здесь жить будете.

При этих словах Алексей Иванович вздрогнул, как от удара. Впервые за последние несколько дней сын заговорил первым. Но в интонации его голоса было столько иронии… нет, больше, горечи и сарказма, что ему стало не по себе. Галина покраснела, но ответила спокойно, с улыбкой.

– Нет, Серёжа. Рано мне к вам в дом перебираться. Вот оформим наши отношения официально, тогда другое дело. А сейчас… Доброй ночи вам обоим, – и даже не поцеловав Богомолова в щёку, быстро вышла за порог.

Отец с сыном остались одни.

– Ты где будешь спать? – спросил Алексей Иванович после продолжительной паузы.

– То есть, как это "где"? – удивился Серёжка.

– На печке, или тебе топчан разобрать?

– А вы где обычно спите?

– Обычно?.. Я, как правило, на топчане сплю, – Богомолов решил соврать: он видел, как парню хотелось, чтобы его ответ был именно такой.

– Тогда я на печке, – обрадовался Серёжка. – Можно?..

– Конечно, можно… Я ведь для того и спросил.

Парень секунду помедлил, потом решительно сказал:

– Значит, спокойной ночи, – и полез на печь.

Алексей Иванович лежал на спине и смотрел на заиндевевшее окно. Ущербная луна косо заглядывала в избу, звонко играя прозрачными кристалликами изморози на стёклах. По полу распластались квадраты лунного света, и оттого в горнице зыбко дрожал голубоватый туман.

Сон не шёл к нему. Безпокойные, невесёлые думы наваливались одна за другой и не давали уснуть.