Шрифт:
— Хочешь быть счастлив один год — женись. Хочешь быть счастлив два года — разведись. Хочешь быть счастлив всю жизнь — ешь каждый день шашлык и пей шампанское. Ну, за мудрость.
Куприянов вновь радушно пригласил хозяев составить компанию оборзевшим гостям, немцы опять вежливо отказались.
— Хреновые у тебя тосты, — Серега большой принялся разливать остатки шампанского по стаканчикам, — слушайте мой. Сидят два друга, бухают. Вдруг один говорит: я, как выпью, такой отчаянный, такой отважный, никого не боюсь, никого никого, даже шефа.
— Даже жены не боишься? — не поверил другой.
— Не, я столько не выпью. Ну, за умеренность, — Серега большой вытряс последние капли из бутылок и поставил их под стол.
— Слушай, Леня, стих, — Серега маленький сложил руки на груди и задекламировал:
Бродяги
Веселые, отчаянные странники
Гуляют по просторам площадей,
И воробьи шарахаются в панике
Подальше от непрошеных гостей.
Вот так они таскаются безбашенно
По тротуарам и по мостовым.
Стоит Варшава, граффити подкрашена,
Подсиненная редким постовым.
Стоит Берлин с витринами навыкате,
Втянув солдатский кованый живот,
Радеет о порядке и о выгоде,
Сосиски незатейливо жует.
Сопит Москва напыщенно надутая,
А то нежна, хоть ей крылечки гладь.
Танцует Прага, «пильснером» задутая.
Брюссель рисует рожицы в тетрадь.
Баку пьет кофе с сахаром на корточках,
И обкурился вусмерть Амстердам.
Мадрид поклеил смайлики на форточках,
А Копенгаген льет на милых дам.
Сидит Тирана с шашками и нардами.
Подгорица резвится под горой.
Клубится Лондон с панками и бардами.
Нажил себе Тбилиси геморрой.
Стокгольм рыбачит медленно, но истово.
Торгует неуемный Ереван,
А Кишинев похож на дядю пристава,
Что обложил оброком караван.
Спит Будапешт под толстыми перинами.
Рим вспоминает прошлые века.
Париж опять связался с балеринами.
Венеция плывет еще пока.
Бликует Вена, золотом набитая.
Склонился Киев молча над Днепром.
Шумит Мальорка — дурочка набитая.
Пыхтит Рейкьявик, грузный, как паром.
Тоскует Рига, чем-то озабочена.
У Таллина вновь крышу сорвало.
Но Минск спокоен, если уж уплочено —
Но ВТО и правильно рвало.
Так трепещите, папы-основатели,
Скрывайте женщин, ставьте нам вино.
В чужих столицах мы завоеватели,
Так древними подмечено давно.
— Хреновые у тебя стихи, — влез Серега большой, — я на них пародию написал. Слушай, Лень, и восхищайся:
А Сан-Франциско, педик, гей-парадами
Сантехников в Твери уже достал.
В Самаре принято не мериться окладами,
А пиво пить, мочась под пьедестал.
А Рио-де-Жанейро, слышишь, братове,
Слег, налупившись килек и просфор.
Чего там делать? Вот у нас в Саратове
Поставили недавно светофор.
Закуска с выпивкой закончились, и Сереги засобирались на улицу. На свежем воздухе их осенило.
— Мы просто обязаны отлить на Берлинскую стену, — голосом, каким произносят пионерские клятвы, возвестил Серега большой.
— Это будет акция! — взвизгнул Серега маленький.
— Может, не стоит, — попытался воззвать к голосу рассудка Куприянов, — где ее искать, эту Берлинскую стену, в такой темноте?