– Это Ольга, – сказала Милка и застонала.

– Ольга?

– Ну да, та, которую я так и не смогла отравить.

Мила произнесла последнюю фразу с такой не свойственной ей интонацией, что мне стало не по себе. Я еще раз посмотрела на девушку и задала глупый вопрос:

– А ты в этом уверена?

– Я что, на дуру похожа? Я ее из тысячи узнаю. Тем более, я с ней битый час на пляже трепалась. Это же надо так встретиться! Правду говорят, что земля круглая, а Москва – большая деревня. Холеная морда. Можешь теперь воочию видеть, на кого мой муж запал.

– Ладно, поехали. Чего на них смотреть!

– Нет. Давай еще немного постоим. Ты хоть посмотри-то на нее.

– Да я уже на нее насмотрелась! – психанула я. – Что мы тут стоим, как две дуры!

– Подожди еще хоть минутку! Ты только посмотри, как она выглядит.

– Нормально выглядит. – Я чувствовала, что начинаю терять терпение.

– Посмотри, какие у нее бесстыжие глаза. Наглые и хитрые.

– Нормальные глаза. Как ты с такого расстояния видишь?

– Я ее откуда хочешь увижу. А ведь, в сущности, она не красивее меня. Просто умеет пользоваться своей красотой. И из-за этой твари и профурсетки я плакала ночи напролет, столько негативных чувств пережила. Она заставила меня почувствовать собственное ничтожество. Я посчитала ее более яркой и более привлекательной. Если бы ты только могла представить, сколько было пролито слез! Страшное время! Как жаль, что я ее не отравила! Я думала, что она любит моего мужа, а оказывается, он ей на фиг не нужен.

– Ну что ты несешь! Ты должна быть благодарна богу, что таблетки оказались фальшивыми. В конце концов, ты сейчас в машине сидишь, а могла уже на нарах париться.

Милка поджала губы.

– Жалко, что Вадим в больнице. Ему бы не мешало увидеть, как его зазнобу другие мужики лапают, сделал бы соответствующие выводы. Шлюха – она и в Африке шлюха. Сразу видно, что одноразовая. Только такой лох, как мой, мог такую тварь подцепить.

Я поняла, что больше не могу слушать этот бред, и включила зажигание. Машина тронулась, а Милка, вывернув шею, еще долго старалась не выпускать соперницу из поля зрения.

Я насмешливо посмотрела на нее.

– Шею не сломаешь?

– Не сломаю. Ты что смеешься? Вот когда твой Юрец загуляет, тебе будет не до смеха.

– Не каркай!

Если бы мой Юрьевич загулял, я бы пустила себе пулю в лоб или просто умерла от беспомощности.

Добравшись до больницы, мы без труда нашли палату Вадима. Он лежал на спине и широко открытыми глазами смотрел в одну точку. Признаться, выглядел он не самым лучшим образом. Худое, бледное, изможденное лицо…

Милка присела на краешек кровати и громко запричитала:

– Господи, да что же это делается! Сволочи! Нашли в кого стрелять! В пролетариев! Ни стыда, ни совести! Пусть руки у этих гадов отсохнут! Да чтоб их самих изрешетили! Криминал совсем обнаглел, стреляют без разбору! Буржуев мочить надо, а не пролетариев! Нас не за что! У нас, кроме гордости и пустых карманов, ничего нет!

– Ты давай заканчивай орать, не в лесу, – остановила я ее.

– Хочу и ору. У меня, может, столько возмущения накопилось, что я не могу его сдерживать! В конце концов, стреляли в моего законного супруга, значит, я имею полное право кричать.

– Я все понимаю, только от твоего крика никому ни жарко ни холодно. Сейчас все отделение сбежится.

– Ну и пусть сбегаются, – не сдавалась подруга. – Пусть посмотрят на мои страдания! Что же за жизнь пошла такая, прикончить могут каждого!

Вадим застонал и слегка приподнял голову. Милка вскочила.

– Вадим, тебе нельзя подниматься. Еще рано. Ты слишком слаб. Хочешь не хочешь, придется немного поваляться.

– Лучше бы я умер… – прошептал он.

– Что?

– Лучше бы меня застрелили. Зачем нужна такая жизнь?

Милка тихонько всхлипнула. Я постаралась разрядить обстановку.

– Вадим, не говори глупостей. Ты должен благодарить господа бога, что жив остался. Все могло бы быть намного хуже. Если бы тебя убили, Милка бы этого не пережила.

– А почему вы не хотите подумать обо мне?

– Как это не хотим? Мы только о тебе и думаем, – опешила я.

– А почему вы не подумали о том, как я буду жить без любимой?