Он медленно двигался по лесу, вырывая из темноты стволы деревьев и кусты.

Ты осторожно поднялся и стоял, прислонившись к дереву. Позвать, крикнуть? Ты не издал ни звука, ты стоял и смотрел, и тебе ничего больше не нужно было. Кричать нельзя, ведь ты мог спугнуть, загасить своим криком свет. Он приближался, теплый, трепещущий. Он заставлял петь ветер и расправлял морщины на хмуром небе, он вливал в тебя новые силы и смелость.

Покачиваясь, огонек почти поравнялся с тобой и стал медленно удаляться. Осторожно ступая, ты пошел за ним и скоро ощутил под ногами тропинку; теперь ты мог смело взбегать вверх и спускаться по склонам. Свет манил тебя. Ты мог бы идти за ним за тридевять земель.

И ты шел.

Постепенно твои глаза различили обнаженные до колен ноги, гибкую тонкую фигуру, две длинные косы.

Это была девушка или, может быть, твой добрый ангел? Голова ее была повязана косынкой, в одной руке фонарь, в другой — корзина. Она шла по берегу разлившейся речушки, потом взяла в одну руку фонарь и корзину, приподняла платье и вошла в воду. Пенистые струи обняли ее крепкие икры, засверкали в свете фонаря.

На другом берегу она опустила платье, неуловимым движением поправила косынку и пошла по тропинке. Дождь перестал, ветер стих, и только в ущелье бурлила речка.

Покачиваясь, фонарь разливал вокруг свет, отбрасывая в стороны живые тени. Ты смотрел на ее белые ноги, едва касающиеся земли, и все казалось тебе чудом.

Лес редел, тропинка делалась тверже, потом свет разлился по широкой воде, спокойно плескавшейся у темного силуэта мельницы.

Женщина подошла к дверям, тихо постучала.

— Отец, открой. Отец!

Голос нежный, чистый. Девичий голос.

— Отец, открой!

По ее голосу ты понял, что она боялась всю дорогу, а теперь, стоя перед домом, испытывала еще больший страх.

Вода, пенясь, перекатывалась через запруду, с шумом мчалась под мельницу, подпирая ее снизу. Мельница словно прислушивалась к гневному голосу реки.

— Отец! — уже громче позвала девушка.

Наверное, мельник спал и не слышал ее голоса. Ты вышел из темноты.

— Кто ты? — вырвалось у девушки, и она испуганно подняла фонарь.

Ты хотел ответить, но из-под мокрой косынки на тебя глядели огромные глаза, ты увидел вспыхнувшие на ее лице капли дождя и... был сражен.

— Кто ты? — повторила девушка, прислонившись спиной к дверям.

— Не бойся, — отступив, чтобы не напугать ее, сказал ты.

— Ты — человек? — спросила она, словно сомневалась, что видит человека в этой кромешной тьме.

— Человек...

Она молча глядела на тебя, потом, смутившись, опустила глаза.

— Я был на охоте, — сказал ты и снял ружье.

Она опять взглянула на тебя, и ты почувствовал, как подкашиваются твои колени.

— Отец, что с тобой? Открой, — крикнула девушка, стуча в дверь.

Послышался хриплый кашель, потом сердитый голос:

— Кто это? Какого еще черта принесло сюда?

— Это я, отец.

— Ты! Слышу, что ты. Шатаешься по ночам в такую непогоду.

— Открой нам, дядя, — крикнул и ты.

Девушка недовольно покосилась на тебя: ты поставил ее в неловкое положение. Щелкнул засов. В дверях стоял белый, весь в муке старик в расстегнутой куртке.

— Полуночница, колдунья лесная, — ворчал старик на дочь, потом подозрительно осмотрел и тебя с ног до головы.

— Я охотник, дядя, — зачем-то сообщил ты, будто оправдываясь.

— Ну и что? Научись сначала здороваться с людьми, прежде чем за ружье браться и в лес ходить,

— О, добрый вечер, батоно.

— Будь здоров, — пробурчал старик и подошел к очагу, начал ворошить головней золу. — Не сидится дома этой чертовой девчонке.

Старик набросал на тлевшие угли хворост, и скоро в очаге вспыхнуло веселое пламя.

— Садись, — сказал он тебе. — Не слыхивал я что-то, чтобы кто-нибудь охотился в такую погоду.

Подошел к постели — две доски на вбитых в землю кольях — и снова сердито глянул на дочь.

— Ох, нечистая сила.

А ты смотрел на «нечистую силу», и тебе хотелось молиться на нее.

Хмурясь, мельник достал глиняный чубук, набил его табаком и передал тебе кисет. Прикурив от головешки, спросил:

— На кого в такую темень охотился, племянничек?

— На медведя ходил, — ответил ты и сам удивился, как легко сорвалась с языка ложь. Но, вспомнив о своей разорванной рубашке и расцарапанном плече, храбро повторил: — На медведя ходил, дядя.

Девушка, которая хлопотала около очага, окинула тебя любопытным взглядом.