— Потерпи маленько; ждали долго, теперь меньше ждать, — сказал Василий.

— Как воротился мой с Украйны, мочи моей нет, — продолжала Алёна. — Допреж того всё ещё будто ничего, терпелось. А как стал ты меня, Вася, любить, узнала я твои ласки, послушала слов своих хороших — невмоготу стало его, гнусливого, к себе подпущать. И весь-то он, Вася, червивый да корявый. Пьяным напьётся — слюни-то текут, городит невесть что. Уж так-то он мне после тебя постыл, так постыл, что, кажется, руками бы своими его удавила. Прости Господи?

— Ну их совсем! Их бы вот вместе свесть, мою с твоим. Пущай себе живут. Уйдём от них и вспоминать не будем.

— Теперь мне коли не уйти, то камень на шею да в воду! — сказала Алёна. — У меня нрав такой. То ничего, ничего, а уж пришлось сделать что — пропаду, а сделаю. Теперь я Дмитрию Данилычу не жена, теперь я тебе, Вася, жена. А не возьмёшь — мне один конец.

—Голубка ты моя ненаглядная, — сказал Василий, обнимая и целуя Алёну. — Для кого ж я покидаю дом родительский, коли не для тебя? На край света уйду, а с тобой буду. Мало ли девок да баб по белому свету, а вот не нужна мне ни одна. А нужна ты одна, Алёнушка. Стало, уж сердце моё знает, что ты мне от Бога положена, не другая кто.

Он стал покрывать её горячими поцелуями и уже не в силах был больше говорить.

— Ох, Вася, сладко так-то у тебя. Дюже сладко! — шептала Алёна, отвечая ему такими же объятиями, такими же поцелуями. — За лаской твоей всё горе позабудешь.

— С милой — не с постылой, — шептал Василий. — С милой ночью светло, на земле мягко. А с постылой и солнышка не видать; на перине пуховой не уснёшь.

— Люби меня всегда так-то, Вася, хорошо ты любишь. Не разлюби смотри, не губи.

— Не разлюби только ты меня, касаточка моя белогрудая, а я тебя век буду любить. Мне полюбить дорого, а полюбил раз — разлюбить не умею.

— Смотри ж, Вася, ненаглядный мой, помни завсегда эту ноченьку. Помни, что ты сказал. Видишь, вся я тебе отдалася. Ничего за мной не осталось. Ни отца, ни мужа, ни чести женской. Не губи ж ты меня, сбереги, Вася!

— Буду беречь словно яичко золотое. Пух буду с тебя сдувать. Алёнушка. Не увидишь от меня ни обиды, ни нужды. С тобой вместе буду так работать, как ты ещё не видала, Алёнушка. Всего тебе напасу, всего добуду! — в смелом упоенье счастья твердил Василий.

— Постой! — встрепенулась Алёна. — Словно кашлянул кто-то?

Василий быстро вскочил на ноги и прислушался.

— С чего это тебе показалось? Ничего не слыхать!

— Выйди, Вася, погляди… Неровён час, — просила Алёна. — Мне что-то вдруг боязливо стало. Словно как перед бедою.

Василий осторожно выглянул из половня и простоял минутку. прислушиваясь к молчанию ночи. Вдруг явственно услышал хруст соломы. Ещё и ещё. Кто-то крался позади половня.

— Петь, а Петь! Сюды! — послышался сдержанный, но пронзительный шёпот.

Василий тихо отступил в темноту половня и замер на месте.

— Тс! — прошептал он издали Алёне. — Не шевелись. Кто-то идёт.

Теперь он ещё яснее слышал осторожные шаги по шуршавшей соломе и сдержанный шёпот. Шагов было много… Всё больше и больше прибавлялись они и с каждым разом делались шумнее.

— Залезь в солому, Алёна, неравно войдут, — шепнул Василий, сердце которого захолодело. Ему показалось, что он узнал в этом шёпоте голос Лушки.

Василий подумал прежде всего, где бы ему схватить хорошую дубину. Но шарить в темноте половня было бесполезно и опасно.

— Давай фонарь! — громко сказал кто-то.

Василий шарахнулся за верею ворот. Целая толпа народа молча входила в половень. Василий видел впереди всех братьев Лушки. Один из них держал фонарь и приподняв его вверх, светил в половень. Василий вышел из-за столба.

— Чего вам надо? Что вы ночами по чужим гумнам шатаетесь? — спросил он неуверенным голосом, который он напрасно старался сделать строгим.

— Нет, ты мне отвечай, что ты тут в половне орудуешь, полуночник! — завопила разъярённая Лушка, вырываясь из толпы. — С кем это ты тут ночку-то коротаешь? Сейчас вас обоих на чистую воду выведу. Свети-ка туда, Петя.

— Слышь, ступай прочь! Что вы разбоем пришли? — загородил Василий дорогу. — В своём половне я хозяин! Вор я, что ли, что вы поличное у меня ищете? А стать я везде волен. Чего навалились? Ишь солдат набрали! Воевать, что ли, затеяли?

— Нет, постой! — орали братья Лушки. — От нас, брат, дёшево не отбрешешься. Мы хозяйства твово у тебя не отнимаем, а ты покажи жене законной, с кем ты тут спал, с кем прелюбодейничал. Вот что! Ищи, ребята, пошарь по углам.

— Да что шарить! Вот она, голубушка! — со смехом крикнули трое солдат, пробравшиеся к соломе.