— А, вот она, стерва! Вот она, подлая! — неистовствовала Лушка, подбегая с налёта к Алёне и сразу вцепившись ей ногтями в глаза. — Я тебе выцарапаю буркалы твои проклятые!

В ту же минуту Василий был около Лушки. Одним ударом кулака он кубарем пустил её в противоположный угол половня. С оглушительным плачем вскочила Лушка и бросилась опять к Алёне.

— Братцы мои сударики! — вопила она. — Не дайте убить беззащитную. Голову мне насквозь пробил. Свяжите вы его, дьявола, ради Христа. Скрутите ему руки назад да к старосте волоките вместе с его шкурою.

— Не тронь, ребята! Дай пройти! — глухо пробормотал Василий, стараясь растолкать толпу и увести Алёну, едва стоявшую на ногах от стыда и испуга. По лицу её струилась кровь из глубоких царапин.

— Что вы смотрите на него, братцы! — крикнул Петька, Лушкин брат, белокурый малый с дерзкими глазами и с вздёрнутым носом, известный в селе вор и разбойник. — Крути его кушаком. А то он тут всех нас покалечит. Бабу-то держите… вяжи и её заодно. Кавалеры! Будьте ласковы, потрудитесь для нас.

— Вот будьте, господа, все свидетели, что я муженька свово законного с полюбовницей в половне накрыла. Завтра ж миру в ножки поклонюсь. Пусть его поучат, бесстыжего. Пусть он узнает, как на жену напраслину взводить да любовниками попрекать. Меня, благодаря Бога, ещё никто с любовником не накрывал! — охриплым от бешенства голосом кричала Лушка. — Подержите его, голубчики, дайте мне буркалы её поганые выцарапать, — лезла она сквозь толпу к Алёне.

— Постой, ну что драться? Надо дело путём разобрать! — говорили солдаты, заслоняя Алёну. — Собрать мир да и судить своим судом.

— Сбегай, ребят, за старостой. Не замай придёт и освидетельствует, — скомандовал Петька. — Мы его живо окоротаем. А то больно загордел, умнее всех стал.

Василий стоял, заслонив грудью рыдающую Алёну, но толпа окружила его и не пропускала никуда.

— Пустите её, братцы, — шептал Василий. — Со мной что хотите делайте… Отпустите только её… Она ни в чём не повинна.

— С места этого не сойду. пока её, подлую, розгами не обдеру! — неистовствовала Лушка. — Я её, бесстыжую, при всём селе осрамлю. На весь уезд. Косу ей, подлой, обрежу, дёгтем всю вымажу. Вот тогда ступай на все четыре стороны. Пусть её полюбовник на неё любуется.

— Заставьте вечно Бога молить! Отпустите её, братцы… не срамите, — убитым голосом продолжал просить Василий. — Потешьтесь надо мной, как вашей душеньке угодно. Моя вина! Всякую казнь понесу, слова не скажу. Только отпустите её. Она честного дому. Не слушайте бабу ядовитую.

— То-то и честные, что по чужим двора, к чужим мужьям `o полночь таскаются, — визжала Лушка. — Жену-то поносить тебе было не жалко, а за полюбовницу на стене распинаешься. Бесстыжие твои глаза. Вот постой! Придёт староста! Покажу я и тебе, и твари твоей подлой. Мы и муженька её сюда попросим. Пущай порадуется на жену законную. Как же! Кабатчица, купчиха! С цуканом связалась, с хамом.

Пришёл староста, босой и без шапки, натянув на голову тулуп.

— Что тут у вас ещё за конбой! — грубым заспанным басом пробасил он. — Поспать человеку с вами нельзя. Народы! Кого это половили?

— Как вы у нас начальство, Капитон Дементьич, — визжала Лушка, — так я к вам по начальству и прибегаю. Извольте посвидетельствовать. Коли есть такой закон, чтобы муж от законной жены уходил да в половне с подлыми бабами спал, ну так нам так и скажите. Мы по крайности знать будем. Я, как вы сами теперича видите, накрыла её подлую на всём народе. Извольте теперь нас судить. Он ли прав, я ли права… потому, коли Алёнка ему жена, так уж мне, выходит, из хаты уходить. Рассудите нас миром, Капитон Дементьич.в том моё к вам прошение. А её, подлую, прикажите связать… моё желание такое, Капитон Дементьич!

— Их погани такой шум поднимать! — сплюнул староста. — Свяжи ей руки, ребята, да в амбарчик куда-нибудь запри до утра. Утром соберу стариков, пущай посудят. Запри ты, что ль, Петрух! У тебя не уйдёт. Откелева это девка? — вглядывался староста.

— Кабатчица с подгородной, что вот муж бакшу снял, — тихо, словно стыдясь, сказали ближние. — Она баба, не девка.

— Расходись, ребята. Отведите бабу тогда!

— А я ещё о том прошу, господин староста, как вы состоите наше начальство, — опять прицепилась Лушка, — чтобы и его, бесстыжего, до утра куда в клеть запереть. Потому как я изловила их обоих при всёём народе.

— Отстань ты, сатана! — заорал недоспавший староста. — Ишь, обрадовалась! Нешто он колодник беглый? Небойсь, за ночь цел будет.

— Капитон Дементьич! Отпусти ты её, Христа ради! — ещё раз попытался Василий, безнадёжно следя глазами за Алёною, которую братья Лушки толпою уводили к себе во двор.

— Отпущать нельзя. Не закон. Ну, что просишь? — грубо ответил староста, не оглядываясь на Василья. — Пущай старики рассудят. тогда видно будет. И ты тоже приходи. Чтоб беспременно.

Старики собрались рано, до солнца. Нужно было ехать сеять гречиху. Привели Алёну, привели Василья. На Алёне лица не было. Она вся была исцарапана и заплакана. Она чуть на ногах стояла.