— Да. Ну, нет. Не уродиной, но также и не красавицей. Я обычная. Одна из тех, мимо которых другие проходят и едва ли замечают. И мне это нравилось.

Его взгляд метнулся к её глазам, изучая её, но она не посмотрела в ответ. Он бы заметил её в комнате полной женщин, даже если бы они никогда не встречались. Настолько она выделялась. Но со временем она привыкла прятаться. И это подкинуло ему несколько идей для его списка.

— Нет, Кэм. Ты не уродина. Кто вообще сказал тебе…?

— Что произошло в тот день? — спросила она, снова перебивая его, чтобы отвлечь внимание от себя. Её тон смягчился, когда она пояснила: — В тот день, когда они забрали твоего отца насовсем?

Челюсть Троя отвисла, но он подобрал её, прежде чем она подняла на него свои огромные глаза. Его рука взметнулась к животу, не ожидая, что она поднимет эту тему. Её взгляд упал на его руку, а затем снова поднялся к глазам.

— Боже, Кэм…

Она резко села.

— Извини. Мне… мне всегда хотелось знать. Соцработница лишь сказала, что его надолго посадят. Тебе уже исполнилось восемнадцать, но она всё равно пришла к нам домой и спросила, примем ли мы тебя к себе, пока ты не окончишь старшую школу.

Он провёл ладонью по лицу, но образы того времени не исчезли. Трой ожидал от неё честности, и она заслуживала того же в ответ. Может быть, разговор о своём прошлом утихомирит его боль. Или, что гораздо-гораздо хуже, покажет ей, как сильно это всё ещё причиняет ему боль.

Он сглотнул, молясь, чтобы не заплакать и не выставить себя глупцом.

— Помнишь мой день рождения в том году? Вы с Хизер пришли ко мне домой с подарком. Новая рубашка и торт. — Она не ответила, и он посмотрел на неё, увидев перед собой единственного человека, кому он бы осмелился об этом рассказать. — Я даже не помню, какой именно торт…

— Песочный торт с клубникой, — сказала она. — Помню, он был твоим любимым, поэтому мы с Хизер его и приготовили.

— Он был моим первым и единственным тортом ко дню рождения.

Её глаза полезли из орбит.

— Извини?

— Отец не был любителем семейной жизни. — Трой махнул на это рукой, как и на всё остальное. — Как и не обладал выдающейся памятью, особенно в отношении Рождества и дней рождений.

— Но у нас дома мы каждый год отмечаем твой день рождения.

— Без торта. По моей просьбе к твоей матери.

Камрин огляделась, не видя ничего вокруг и пытаясь вспомнить. И он мог сказать, просто наблюдая за ней, что шестерёнки закрутились. А затем, пока она была отвлечена, он выпалил остальное:

— Он выстрелил в торт из охотничьего ружья и пробил дыру в новой голубой рубашке, прежде чем поднять оружие на меня. Сосед услышал выстрелы и вызвал полицию.

Её ладони стиснулись на простыне.

— Из-за меня тебя чуть не убили?

Вот и оставь ей делать вывод из этого разговора.

— Нет, это он чуть меня не убил. Ты не сыграла никакой роли в его пьяных тирадах. Весь год шёл к этому моменту. Он пил больше, чем когда-либо. Мне хватило ума убежать в свою комнату, но он последовал за мной. Это было самое глупое, что я мог тогда сделать. Он увидел то, что твоя семья подарила мне за столько лет. И я попытался спасти всё это вместо того, чтобы спасаться самому.

Она прижала простыню к груди, слезы катились по её бледным щекам.

— Что ты попытался спасти? Что было важнее, чем убежать, Трой?

Ей никогда не понять, никому не понять, но он всё равно ей расскажет.

— Старые снасти Фишера, оставшиеся с того раза, когда мы впервые ходили на рыбалку. Рождественские украшения от Хизер. Книгу, подаренную Наной. — Маленький синенький грузовичок «Матчбокс» от тебя, который я до сих пор и по сей день вожу в бардачке своей машины.

Она медленно помотала головой.

— Ты же не считаешь, что мы разозлились бы, ведь так? Ты важнее каких-то дурацких вещичек.

— Они не дурацкие. Не для меня.

Когда слезы иссякли, пришло понимание. Ему следовало знать, что Кэм поймёт. Никогда не стоит недооценивать её, никогда. Возможно, именно поэтому он никогда не говорил об этом, чтобы она тоже не почувствовала того же ужаса и пустоты. Она так долго на него смотрела, что он снова почувствовал себя десятилетним ребёнком, старающимся оставаться перед ней сильным. Когда он посмотрел вниз, её руки дрожали.

— Потому что они были единственными приятными мелочами, которые кто-либо для тебя делал, и поэтому ты попытался их спасти, — произнесла она безжизненным голосом. — Было настолько плохо, верно? Хуже, чем я когда-либо думала. Что он сделал, Трой? Я хочу знать.

Эта игра начала выходить из-под контроля.

— Нет, не хочешь.

Её красивое ангельское личико приобрело напряжённое грустное выражение, которое ему хотелось стереть. Чтобы больше никогда вновь не видеть на её лице.

— Расскажи мне.