— Да уж, я постараюсь. Ты понял, зачем он это сделал?

— Просто еще одна пакость для Схолы, думаю, ему было все равно сработает она или нет.

— Скотина, для тебя-то он хоть план придумал.

— Да уж, превратил меня в колдовскую бомбу! Он мог догадаться, что придурки потащат меня к себе, если поймают. Но все остальное было чистой случайностью. Ему очень сильно повезло. А мне так еще сильнее, я чудом остался в живых. Спасибо тебе Аши.

— Брось. Просто нужно было уже что-то делать, раз уж я пробрался туда вместе с тобой. Я понял, что ты борешься с колдуном и решил, что настал удачный момент.

— А так оно и было. Вмешайся ты раньше или позже, мы бы оба, скорее всего, погибли.

Некоторое время они молча шли по туннелю.

— Как ты думаешь, — спросил Аши, — то, что мы сделали… ну, не совсем мы, а то, что там случилось, оно ведь разрушило… все их затеи с демонами?

— Хотел бы я это знать, хотел бы знать.

Туннель заканчивался глухой стеной, Томэ приложил к ней обе руки и стал пальцами нащупывать новые точки.

— Надеюсь, на этот раз не придется просачиваться через скалу?

— Нет, тут все выдержанно в классическом стиле.

По поверхности стены побежали искры, Томэ поспешно отступил. Искры собрались в сверкающую полосу от пола до потолка, стена загудела и раскрылась, будто раздвижная панель. Аши и Томэ ступили в проход.

Падающий с потолка тусклый свет не давал сразу оценить размеры открывшегося зала, но когда глаз привыкал, становилось ясно, что он громаден. Аши застыл, озираясь по сторонам, Томэ не стал его торопить, это место стоило того, чтобы на что посмотреть.

Взгляд терялся в пустоте пяти нефов отделенных друг от друга четырьмя рядами колоссальных колонн. Последние четыре колонны в каждом ряду, отличались от остальных. Черные, с красной искрой, они словно излучали первобытную мощь. Когда-то, в незапамятные времена, они подпирали крышу совсем иного дворца, который стоял под небом иного мира. Светильники отражались от золоченой бронзы потолков, словно миниатюрные восходящие солнца. Сейчас, едва разожженные, они только намекали на великолепие. Каждую пядь пола покрывала великолепная мозаика запечатлевшая историю мира.

Аши будто очнулся и вопросительно посмотрел на Томэ. Десятник зашагал к середине чертога, вдалеке, по левую руку от него виднелись достойные великана врата. Створки сверху донизу покрывал рельеф, который изображал Великий Поход. Знаменитая работа Дарифера, великого князя-художника.

Эти врата раскрывали только раз в десять лет, на несколько часов в день поминовения. Казалось, под сводами должна царить затхлость, но Томэ дышалось легко и свободно, а на полу не было даже намека на пыль. Каким образом это достигалось? Кто знает, у этого здания было много секретов.

Он вышел в центральный неф и повернул направо. Пространство между колонн замыкалась величественной триумфальной аркой. Под ней блестел золотом и драгоценными камнями высокий саркофаг. Томэ направился прямо к нему, десятник двигался гораздо медленнее, чем обычно и не мог ничего с этим поделать, подсознание словно наполняло ноги тяжестью. Он остановился перед триумфальной аркой, не входя под нее. Особый светильник освещал саркофаг так, чтобы взгляд сразу падал на витые письмена.

— Ты можешь прочитать их? — спросил Аши, почему-то шепотом.

— Это надпись на нашем первом языке, я его не знаю, но мне известно, что она значит, — так же тихо ответил Томэ. — "Лет жизни Ардасара было семьсот пятьдесят и пять, и умер он насыщенный днями, и приложился к народу своему".

Томэ поклонился и прошептал молитву. Когда он выпрямился, то перехватил удивленный взгляд Аши.

— Предки, есть предки, — пробормотал он.

— Патриарх действительно лежит здесь?

— Если ты про саркофаг, то совершенно точно — нет. Это только кенотаф. Но именно на этом месте его тело когда-то приняло объятия нового мира. Так говорит легенда.

Левый от арки неф завершался стеной подношений, похожей доску для игры. Клетки глубоких ниш закрывали дверцы из золоченой бронзы. Каждая была отмечена гербом благородного дома. Томэ подошел к дверце украшенной волком, золотой зверь растянулся в прыжке, страшные челюсти сомкнулись на солнечном диске.

— Подношения хранятся от одного праздника поминовения до другого, а потом меняются. Обычно принято оставлять какую-то редкость, то чем можно похвастаться. Когда я думал о том, где можно ее спрятать, то сразу вспомнил про это место. Вряд ли мне когда-нибудь попадается что-то более редкое.