– Сама с собой разговариваешь, милая?
– сказал кто-то совсем рядом.

Таннер повернулась и оценивающе глянула на грациозную блондинку.

– Ага. Здравствуй, Салли.

– Здравствуй, Таннер. Давненько тебя не было видно. Кто-то тебя совсем припахал, да?

Таннер не ответила, сосредоточившись на своем стакане.

– Ты сегодня одна?
– спросила Салли, тяжело наваливаясь на Таннер. Ногой она прижалась к ее бедру, а грудью уперлась в плечо.

– Да, - безразлично ответила Таннер.

Салли обвила рукой ее запястье, легонько поглаживая его кончиком пальца.

– Это хорошо. И я тоже. Слушай, у меня в машине есть твой давний дружок. Чистый как снег. Почему бы нам не нюхнуть, а потом не найти местечко и возобновить знакомство. Я по тебе скучала.

Таннер поглядела на нее, задаваясь вопросом, почему она ничего не чувствует, ведь Салли касалась ее. Честно говоря, ее охватил странный холод.

– Нет, спасибо. Ничего не хочу.

Салли удивленно посмотрела на нее.

– Да ты, наверное, шутишь! Слушай, ты не обязана со мной спать. Но нюхнешь капельку - и тебе полегчает.

Таннер оставила на барной стойке двадцатидолларовую купюру и встала, собираясь уйти.

– Нет, я не хочу, чтобы мне полегчало. Мне уже ни от чего не полегчает.

Она не торопилась, возвращаясь домой, а наоборот - вела машину медленно и аккуратно. Ей некуда было спешить. Когда она наконец добралась до Уитли Мэннор, то заметила, что весь дом был погружен во тьму. Таннер прошла через парадную дверь и медленно поднялась на второй этаж. Ей казалось, что ноги у нее сделаны из камня.

Таннер по памяти направилась к знакомой комнате и тихонько вошла. Немножко постояла, глядя на спящую женщину и задаваясь вопросом, зачем она сюда пришла.

– Мама?
– тихонько проговорила она, почти боясь нарушить тишину.

Фигура слегка пошевелилась, и Таннер отвела взгляд от обнаженных очертаний, представших ее взору.

– Прости, - прошептала она, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Таннер?
– мягко окликнула ее Констанция.
– Что такое?

– Можно с тобой поговорить?

Констанция потянулась за халатом и быстро прикрылась.

– Конечно, солнышко... иди сюда.

Когда Таннер подошла, Констанция встала со своей неширокой кровати и нащупала ее руку в темноте.

– Здесь слишком душно. Идем наружу.

Она вывела свою дочь на залитый лунным светом балкон.

– Что случилось, любимая?

Таннер оперлась на колонну, чтобы не потерять равновесие. И постаралась, чтобы ее голос звучал ровно.

– Мне так страшно.

Констанция обняла ее за талию и притянула поближе к себе.

– Расскажи мне.

– Это из-за Эдриенн, - продолжила Таннер, пытаясь не расплакаться.
– Она собирается уехать, - ее голос внезапно сорвался, и она подавила рыдание.
– Я не знаю, что мне делать.

– Мне так жаль, Таннер, - мягко прошептала Констанция, желая отыскать способ, чтобы защитить ее от боли. Вместо этого она произнесла ту самую фразу, которая, как она знала, уязвит ее дочь еще сильнее. Но она верила, что это нужно сказать.
– Может быть, ей и нужно уехать. Может, это к лучшему.

– Нет!
– яростно вскинулась Таннер.
– Не к лучшему! Я это точно знаю!

– Таннер, - медленно начала Констанция, осторожно подбирая слова.
– Возможно, Эдриенн нужно вернуться в знакомое окружение, в мир, которому она доверяет. Не каждый найдет в себе храбрость продолжать жить в неопределенности. И ты должна отпустить ее, если любишь.

Таннер неистово замотала головой, по ее лицу текли слезы.

– Нет! Я в это не верю! Не могу! Эдриенн живая и она любит меня! Я знаю, что любит - даже если она в этом ни за что не признается. Я не ошибаюсь!

Констанция вздохнула - в ее дочери было столько же упрямства, как и в ее муже.

– Таннер, любовь не решает всех проблем. Какой бы истинной она ни была. Иногда страсть - это не все, что нужно человеку.

– Я нужна Эдриенн, и она меня любит, - настаивала Таннер.
– У меня веры хватит на двоих с лихвой. Если бы она только доверилась мне... я знаю, что все было бы хорошо.

– Я думаю, что Эдриенн беспокоится о тебе, милая. Она не хочет тебя разочаровать.

Таннер рассерженно отпрянула.