Шрифт:
И он стал постоянно справляться у Вениуса о ходе болезни обер-рунта.
— Мой Турка всегда был молодцом. Будь он теперь здоров и возьмись за поиски, знаю, что разыскал бы Каина.
XVI
И Аникита Ильич судил справедливо. Если бы был здоров обер-рунт, то, конечно, Анька Гончий не ушел бы от его рук, не скрылся бы не только в Высоксе, но даже и во всем наместничестве. Ему оставалось бы только залезть в непроходимые лесные трущобы и там, конечно, быть растерзанным медведем или умереть с голоду.
Но Змглод не мог в такое важное время для барина быть полезным. Доктор докладывал Басанову всякий день одно и то же.
— Хворь. Силы потерял. Лежит бревном и даже говорить не может.
— Помрет, пожалуй? — спрашивал Басанов.
— О, нет! — решительно уверял Вениус, уверял потому, что от болезни Змглода, по мнению его, можно было повеситься, в монахи пойти и ума решиться, но умереть просто было нельзя.
И немец верно понял болезнь человека, которого считали в Высоксе полутурецкого происхождения, считали способным на всякие изуверства по приказу барина и считали неспособным ни на какое человеческое чувство.
И все ошибались.
Когда года два назад стали говорить, что Змглод большой друг и очень любит Василия Васильевича Ильева, то все смеялись.
— Нетто наш Турка может кого полюбить, с кем-либо в дружбу войти? Он — идол деревянный и только злобствовать да злодействовать может.
А между тем этот «идол деревянный», круто действовавший по указу барина и по своему званию сыщика и палача вместе, был способен на такое чувство, на такую привязанность, которые и во сне не снились нахлебникам и приживальщикам из дворян, не только холопам Высоксы.
Странная хворость Змглода, угаданная доктором, была доказательством пылкости и нежности его натуры.
Змглода свалило с ног то, что он вдруг узнал. Увидел своими глазами! Если б кто-нибудь сказал ему то, что он видел воочию, то он только бы посмеялся до слез и никогда бы не поверил.
Что же он видел?
Он видел Аллу, укутанную с головой и проходящую на винтушку старого барина после полуночи… Он бросился за ней, не веря глазам, догнал, снял или почти сорвал с нее платок… Узнав ее, он прохрипел только:
— Ты?.. К нему?!
Алла вместо ответа горько заплакала и заговорила, но Змглод бросился обратно в двери на улицу, упал на землю… и заревел зверем на удивление сбежавшимся. Теперь он лежал без сил, разбитый, будто раненый, и думал: себя ли похерить тотчас, или идти задушить старого изверга, которому он столько лет служил верой и правдой и который отнял у него единственное дорогое ему на свете.
Теперь только понял он, почему его милая, ненаглядная Алла ходила уже давно вся в слезах, несчастная, убитая горем.
Но чем больше он обдумывал свое положение, тем более чувствовал, что сил нет, разума нет и будто земля из-под ног уходит… Или он зарыт под землей заживо?.. Или давно утонул и лежит на дне озера? Или заперт и умирает с голоду в темном подвале Павлиньего павильона?..
И сколько раз, и днем и ночью, поднимался он, бродил по своей комнате и решался…
«Вот сейчас… И конец!»
Но решение окончательное не являлось. Решиться на себя руки наложить ему казалось совершенно пустым и легким делом. Но злоба останавливала перед самоубийством, злоба на него, на старого сластолюбца, ненасытного, не знающего удержу в прихотях. Змглод не хотел жить ради себя самого, а хотел оставаться в живых, чтобы надумать…
Что надумать? Он сам не знал…
Отомстить старому прихотнику [16] за Аллу и за себя? Это казалось ему немудреным. Если за это и поплатится, так что же? Все равно жизнь в тягость. А, может быть, наладится так, что он и отомстит, и Аллу спасет от прихотника… спасет и себе возьмет, потому что любит ее по-прежнему, если еще не больше. Она, бедная, ни в чем не повинна. Недаром она так скрывалась от него за все время и никогда не захотела объяснить причины своих слез, своего горевания. Недаром она так страшно разрыдалась, когда он ее накрыл на винтушке.
16
Прихотник — капризный человек.
Теперь он вспомнил ее слова, сказанные тогда с рыданьем:
— Милый ты мой!.. Я ни при чем… Денис Иваныч… Я молила его, убивалась… Просила… Я ни при чем…
Исстрадавшись, похудев, изменившись лицом и даже изменившись будто и нравом, Змглод наконец стал спокойнее, и более ясное сознание всего происшедшего заменило какой-то горячечный бред…
Через неделю после роковой встречи Аллы на винтушке и дикого припадка горя и злобы Змглод вышел из дому и тихо, походкой действительно больного человека, направился в барский дом. Здесь он присел на тумбу около главного крыльца, не отвечая проходившим и спрашивавшим его о здоровье…