— Что? — переспросил Игорь.

— Просто вспомнил Байрона — тоже был бледный, загадочный и хромал… Как ты себя чувствуешь?

Игорь пожал плечами.

— Нормально, если не считать, что ночью какая-то жирная гусеница поселилась в моей голове и сожрала весь мозг.

— Значит, надо пополнить запасы протеина.

— Можно сказать, чего я хочу? — спросил Игорь, открывая дверь машины. — Поесть у китайцев, рядом с вокзалом. Тебе, наверное, не понравится, но там правда вкусно.

— Почему бы нет? Показывай дорогу.

Сомнительного вида ресторанчик, куда захотел поехать Игорь, был, очевидно, средоточием каких-то важных для него воспоминаний, но Георгий твердо решил не заводить разговоров о прошлом и как можно реже упоминать имя Коваля, чтобы не чувствовать присутствие третьего за столом. Им принесли полные тарелки коричневого риса с проросшими зернами, блюдо мясистых креветок и мелких жареных кальмаров, графин сливового вина.

Глядя, как Игорь ловко управляется с палочками для еды, Георгий подумал, как мало знает сидящего перед ним молодого мужчину, мысли и чувства которого когда-то были полностью ему открыты. Приторный вкус вина заставил его вспомнить другого юношу, который не понимал значения слова «сладострастие», путая его с любовью к шоколаду и кремовым пирожным. На дисплее телефона отображались двадцать два пропущенных звонка от Лехи.

— Что ты делал сегодня? — спросил Игорь.

— В первый раз за все это время выбрался на пляж. Здесь неподалеку.

— Здесь пляжи плохие, надо было ехать в Монделло. Можно завтра, если хочешь.

— Завтра я договорился встретиться с Меликяном, обсудить твои дела. Надо подумать, что ты расскажешь следователям про этого Бориса и компанию.

— Я уже виделся с Меликяном, — ответил Игорь. — Он приходил.

— Он что, нашел тебя в больнице?

— Нет, я сам позвонил.

Георгий почувствовал себя по-дурацки, он снова представил толстые пальцы врача.

— Зачем?

— Сказал ему, что в библиотеке есть второй сейф. Просто интересно, что они будут делать. А потом позвонил нашей переводчице, она тоже приходила, вместе со следователем. Я рассказал… Ну, как мне угрожали и все такое.

— Почему не посоветовался со мной? Ты понимаешь, что все это может плохо закончиться?

— Все уже сто раз могло плохо закончиться, — ответил Игорь, и Георгий подумал, что на это нечего возразить.

То, что Игорь, по его словам, сообщил следователям, отвечало планам Василевского, и все же Георгий ощущал досаду на него за рискованную самостоятельность и на себя за то, что никак не мог найти в разговоре с ним правильный тон. Он то вспоминал предостережения Маргариты, то мысленно возвращался к сцене, которую застал в кабинете врача. Воображение наделяло случайный эпизод все новыми подробностями, и наконец от долго сдерживаемого возбуждения он почувствовал, как сводит мышцы спины.

Уже в гостинице, поднимаясь в номер, Георгий взглянул на телефон. Три новых пропущенных звонка от ходячего недоразумения по имени Леша повернули его досаду в новое русло. Он хотел прижать к себе Игоря, почувствовать его запах и вкус, но тот спросил будничным тоном:

— Я пойду в душ?

— Конечно, — ответил Георгий и тут же, при нем, набрал петербургский номер.

— Что ты не отвечаешь?! — закричал в трубку Леха. — Я психую, думал, с тобой что-то случилось, собрался уже брать билет, выезжать тебя спасать!

— Я был занят. Кажется, мы договорились, что я сам позвоню…

— Понятно, чем ты там занят! — воскликнул Леха с драматическим пафосом. — Мне все про него рассказали, он заядлый авантюрист! Он очень опасный человек! Ты должен немедленно все это прекратить, иначе доведешь себя до паранойи!

Пронзительный голос звенел в ухе. Игорь, видимо, слышал каждое слово, но продолжал спокойно раздеваться, и в эту секунду Георгий почти уверился, что тот успел переспать и с врачом, и с Меликяном, и с похожим на марабу Азарием Слезником, который в девяностые познакомил Коваля с кремлевскими любителями балетных фуэте, а потом с ним на пару вывозил алмазы с разоренных месторождений.

— Я же красивее его! И намного моложе! — восклицал в отчаянии Леха. — Чем я хуже?! Если ты не ценишь себя, это не значит, что можно не ценить настоящую любовь! У меня одухотворенный внутренний мир! А он просто использует других людей в своих корыстных целях!

— У тебя какая-то каша в голове, я не понял ни слова. Завтра позвоню, — сказал Георгий и выключил трубку.

Игорь стоял перед ним голый и смотрел болотными глазами из-под ресниц. Георгий протянул руку и погладил пожелтевший синяк на его животе.

— Сильно болит?

— Нет почти. Поцелуй меня.

Георгий обнял его, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и тоже начал раздеваться, дергая пуговицы, путаясь в рукавах рубашки. Игорь опустился на колени и расстегнул ремень на его брюках. Сосредоточенный, как олимпиец перед спортивным снарядом, он коснулся его плоти приоткрытыми губами, целиком принял ее в себя, и дальше началось нечто столь фантастически приятное, что Георгий забыл и Лешу, и Василевского, и собственное имя. Стиснув веки, он с дрожью погрузился в какое-то ведьмино варево, горячее и шевелящееся тысячами языков. Со стоном наслаждения он начал подниматься над гостиничным полом, словно буддийский монах.