Шрифт:
– Мама? – зачем-то спросил Нестор.
Но загадочная декламаторша вновь не ответила и продолжила чтение:
– «Благодатная услада начала разливаться по всему моему существу. Я видел, как убывает из чаши эта искрящаяся божественная жидкость, вливаясь в меня, но я не ощущал её во рту, не чувствовал её вкуса. Однако явно ощутил, как неземное тепло начало растекаться внутри меня, словно омывая пустой сосуд моего тела: сначала по рукам, потом по груди, животу, ногам»…
– А это что?
– Это записи одного из тамплиеров, рыцаря Храма Эврара. Не мешай! – требовательно-шутливо приказала чтица и продолжила:
– «А затем наполнило стремительным потоком неугасающего сияния всё моё существо с ног до головы, пробуждая в моём сердце беспредельную радость и благодать. Когда последние капли этой чудесной жидкости истекли в моё тело, София устремила на меня свой нежный взор, полный божественной Любви».
И тут Нестор вспомнил, что в его жизни уже были Вера и Надежда. Оставалось встретить только Любовь.
– Любовь? Вас зовут Любовь? – почти закричал он; ему так казалось, на самом деле он не издал ни звука.
– Каждый мыслящий человек, – вдруг сказала девушка, как учитель на уроке, – видит противоречие между реальным содержанием и постулируемой формой. Как же избавиться от желания найти того, кто это противоречие создал?
Потом помолчала и продолжила чтение:
– «И словно разверзлось что-то внутри, прояснился ум и я почувствовал в себе открытие неведомого источника могучей силы. Внезапно меня озарило понимание Бессмертия, словно распахнулась дверь в мир иной. И мне открылась Мудрость» … А теперь тебе пора, – сказала незнакомка.
И Нестор рухнул в кроличью нору.
Они шли по длинному коридору, очень напоминающему коридоры Центрального управления Раджаса. Только Нестор знал, что это не Раджас. Впереди шел человек. Шел весело, с задором, широко размахивая руками и почти подпрыгивая. Это был девятиклассник Евгений Гуляйков.
Нестор попытался догнать впереди идущего, но потом вспомнил, какова его роль и какие опасности подстерегают его в чужом сновидении. Но разговаривать было можно. И даже нужно. Нестор почти без усилия перевоплотился в милого добродушного змея.
– Эй! – тихонечко окликнул змей.
Человек впереди остановился, но не обернулся. А потом зашагал еще быстрее и еще увереннее. Через несколько минут они оказались на свежем воздухе, миновав тяжелую темную двустворчатую дверь. Дверь была не из дерева, она казалась какой-то искусственной, как, впрочем, и все здесь. Огромное здание, перед которым они оказались, тоже выглядело слепленным из картона. Картинные облака нависали над головами. По картонной стене вился пластмассовый плющ.
– Эй! – окликнул змей чуть более громко.
Гуляйков не обернулся, но ответил:
– Привет! Ты кто?
– Приезжий, – ответил змей.
– Откуда ты?
– Издалека, – сказал змей. – С другой планеты.
– Значит, наши уже установили контакт? – обрадовался мальчик. – Ты с Марса?
– О, нет, – печально возразил змей. – Моя планета намного меньше. Это всего лишь скромный астероид. Его называют Б-612. Я подвозил туда одного паренька недавно.
– И что у вас есть? На этой звезде?
– Это не звезда. Звезды большие, на них есть все. А это маленький астероид. На нем нет ничего.
– Так не бывает, – не поверил мальчик. – В любой стране есть нефть, газ, заводы, люди, телевидение.
– У нас есть Роза и Барашек, – поспешил оправдаться змей.
– Ну, барашки везде есть, – рассмеялся мальчик. – И эти барашки добывают полезные ископаемые, выращивают овощи, смотрят телевидение. Пойдешь со мной? Я тебе покажу, как все это надо делать. А потом мы приедем к вам и будем делать все точно так же.
– Прилетим, – исправил змей. – На планеты и астероиды летают. И я пойду с тобой. Может, я действительно захочу, чтобы у нас было, как у вас. Вот только нужно будет посоветоваться с Розой и Барашком.
– О! – восхитился мальчик. – У вас такая продвинутая демократия!
– Почему? – удивился змей.
– У вас голосуют даже цветы и звери. Но у нас скоро тоже будет так. Мы идем к этому.
– Я знаю, – печально заметил змей. – А куда идем мы?
– О, я покажу тебе все самые замечательные места. – Юджин часто использовал междометия в разговоре. Их было не много, и вот это «О!» было самым часто употребляемым. Он произносил его по-кошачьи: «Вау!». Еще он говорил «Кул!» и «Окай!». Иногда междометия выполняли у него роль предикатива.