— Спасибо. Про Андрея с Мартой новостей не привёз?

И Рудик рассказал то, что ему было известно на этот счёт. При этом оказалось, что знает он и о побеге из кутузки.

— Для тёти так и осталось неясно, как же тебе и ещё какой-то девчонке и пацану удалось оттуда улизнуть? — спросил в свою очередь Рудик. — В то, что вас выпустила охрана, она не верит.

— И правильно делает, — заметил Ванько, пояснив, как было на самом деле.

— Тётя не говорила, почему фрицы повесили только одного? — поинтересовался Федя.

— Упоминала и про второго полицая. Он оказался с проломленным черепом и в бессознательном состоянии. Его пристрелили.

— Теперь всё прояснилось. — Они переглянулись с Ваньком. — А про взрыв у виселицы разговора не было?

— Вы и про это знаете? Как же! Кто-то бросил гранату прямо из гущи станичан. Взрывом убило двух полицаев и нескольких ранило. Досталось и одному из фашистов: он и до этого был одноглазый, а тут и последнего лишился! Ну, а у вас тут как, а то всё я да я. Много новостей?

— У нас тоже много чего произошло, — вздохнул Федя. — И всё больше плохого…

— Тётя интересовалась, как тут андрюшкина мама. Я хотел зайти, но не осмелился: порадовать-то нечем, токо расстрою ещё больше.

— Теперь уже не расстроишь: недавно похоронили, — сообщил Федя печальную весть. — Про Варьку и тёть Шуру тоже знаешь?

— Обскажи пока наши новости, а я отнесу девочкам дерть. — Ванько поднялся уходить. — Да, Рудик: у нас завтра намечается что-то вроде небольшого торжества. Приглашаем и тебя.

— Иди, я объясню, — сказал Федя. К Рудику: — Хотим отметить День рождения одной девочки. Между прочим, которая убежала тогда с ним из казаматки. Это её родителей казнили на стадионе.

— Что ты говоришь?!

— Ну… И мы решили сделать для неё маленькую радость. Чтоб видела, что не одинока и её окружают настоящие друзья. Всё легче будет перенести горе.

— У кого собираетесь?

— У Веры. Она осталась с пацанами одна. Мать ушла аж в Майкоп, там в концлагере дядя Митя. А Тамара — так звать именинницу — живёт с брательником пока у неё. Так что приходи и ты.

— Обязательно!

— И ещё. Просьба. Собирались завтра с утра выкопать погреб у Шапориных. Не погреб, а наподобие блиндажа, где-нибудь в сторонке от хаты. Зачем? Чтоб было куда спрятать запасы — картошку и всё такое. Да и детвору, если вдруг что-нибудь непредвиденное. Многие так делают. Будешь незанят — приходи помогать.

— Конешно, о чём речь!

— А то Мишка с Борисом собирались сегодня ставить петли на зайцев, а утром пойдут проверять. Поймается что или нет, а до обеда прошляются, это точно.

— Слышь, Хветь… — Рудик помедлил в нерешительности. — А Нюська будет? Она ведь там рядом живёт.

— Пока не знаю… А что?

— Можно, я и её приглашу?

— Ох, Рудой!.. — поморщился Федя. — Опять хочешь с нею спутаться? Или, может, ты её всё-таки любишь?

— Да ну! Не хватало. У неё же не все дома!

— Тогда зачем она тебе?

— Будто не знаешь!

Федя, конечно, знал.

Первым — это было в начале лета — с Нюськой «задружил» Андрей. Об этом в нашем повествовании вкратце уже упоминалось. Как и о том, что дружба не состоялась. Из-за её легкомысленности и несерьёзности. С нею было «не о чём говорить». Притом она в первый же вечер «полезла целоваться». Не понравилось Андрею и то, что у неё на уме «токо это самое» (что именно — пусть читатель догадается).

У Рудика это обстоятельство отвращения не вызвало. Он как раз пребывал в расстроенных чувствах (о причинах, возможно, будет сказано несколько позже), и первой мишенью для отмщения стала Нюська, позже прозванная «косой». «Путался» он с нею около месяца — до самого отъезда из хутора.

— Не знаю, как посмотрят на это остальные, — покрутил головой Федя.

— А кому какое дело? У нас давние отношения, — пытался обосновать свои намерения бывший ухажор.

— Вот именно: давние. Сейчас многое изменилось.

— Не пойму: ты против её присутствия на именинах или — чтоб я с нею попутался ещё какое-то время? — не мог взять в толк охотник поразвлекаться с похотливой особой.

— Да нет, места хватит и для неё… А насчёт «попутаться» против буду, пожалуй, не только я.

М е с т о для погреба-укрытия выбрали в саду под невысокой, но старой, развесистой грушей, ветви которой шатром свисали почти до земли. Поскольку имелось в виду использовать его и как убежище, а семья у Шапориных дай бог, то яму решено было отрыть достаточно большую. Крышу предполагалось замаскировать дёрном, что сделает её незаметной со стороны даже зимой, когда дерево оголится.