Шрифт:
– О, да, действительно!
– Например?
– Ну, начать хоть с того, что в этом городе была повивальная бабка, в тысяча семьсот одиннадцатом году помогавшая при родах маленькой девочки, названной Либби Вэйл.
– И пишется это имя так же?
– Угу.
– Вот так совпадение! А кто были ее родители?
– Генри и Джоанна Эймс.
– Ох, очень жаль! Наверное, Либби Вэйл было очень популярным именем в те дни.
Поглядев на меня, девушка улыбнулась:
– Верно.
– В смысле, даже сейчас, вероятно, наберется тысяч пять Либби Вэйл, расхаживающих вокруг?
– Скажите лучше, четыре.
– Четыре тысячи?
Снова потеребив ожерелье, Вэйл выложила:
– Я проделала интернет-поиск. Нас ровно четверо во всех Соединенных Штатах.
Тонкая золотая цепочка вокруг шеи Либби выглядела совсем новой. А роль подвески на ней играл старый круглый кусок металла с чем-то вроде древней гравировки.
– Расскажите мне о своем ожерелье, – попросил я.
– Я нашла его, копаясь в лазе в первый день пребывания здесь. Я словно бы вышла на него, была притянута к нему в первую же минуту, как мы свернули за угол. Оно довольно старое, но отношения к Джеку Хоули не имеет. Разве что он обожал играть в регби!
Сняв ожерелье, она отдала его мне. На одной стороне подвески кто-то нацарапал слова: «Я люблю», а с другой было так же нацарапано слово «Регби».
– Насколько оно старое? – поинтересовался я.
– Очень старое, не меньше двухсот лет. Но оно не восходит ко времени Джека Хоули. Я знаю, потому что провела исследование этого вида спорта, и до семьсот пятидесятого года его никто не называл регби.
– А что стало с Хоули?
– Он был схвачен и повешен двадцать пятого марта семьсот одиннадцатого года.
– Вы уверены?
– На сто процентов.
С мыслью о том, как фальсифицировал собственную смерть пару раз, я уточнил:
– Откуда у вас такая уверенность?
– Двое моряков вступили в команду Хоули, когда все ее члены были в увольнении на берегу в Чарльстоне, Южная Каролина. Они выдали Джека властям после того, как целый месяц видели, как он командует кораблем.
– А почему вы уверены, что он не закопал свое сокровище в Чарльстоне?
– Потому что, по словам тех двух предателей, он ни разу не покидал корабль в Чарльстоне. Его схватили в Сент-Олбанс при попытке закупить продукты для перехода до Ямайки.
– Были ли на суде свидетели?
– Его лучшие друзья, Джордж и Мэри Стаут, были вынуждены дать показания. Вопреки собственной воле они опознали Джека и признались, что он поднимался по Литл-Ривер на веслах и останавливался в их владениях. Их дети сказали, что Джек проводил там много времени.
– И вы обыскали этот район?
– Каждый квадратный дюйм. Я уж думала, что добилась своего, когда обнаружила старый колодец на территории, фактически принадлежавшей Стаутам. Но я не ощутила там ни намека на флюиды.
Пару минут мы просидели молча. Потом я заговорил снова:
– А как вы собираетесь объяснить свое исчезновение?
– Когда я буду готова вернуться в общество, попрошу кого-нибудь увезти меня за полстраны отсюда и высадить в лесу близ какого-нибудь города. Добреду до города и скажу, что была похищена, что мне завязали глаза и перевозили с места на место настолько часто, что я не знаю, где была все это время, – ответила девушка. – Мне будут задавать массу вопросов, и я буду немножко путаться, но если я не буду путаться, концы не будут сходиться с концами, правда ведь?
– Помощник шерифа сказал, что вас похитили.
– В фигуральном смысле, а не в буквальном. Когда истинные потомки приехали и поговорили со мной, я решила, что они с ума посходили, но обещала подумать об этом. В тот вечер, одна в своей комнате общежития, я начала шептать свое имя и думать о Хоули. И что-то случилось. Я знаю, что вам это покажется безумием, но я ощутила, как он произносит мое имя. В следующие пару месяцев это происходило несколько раз.
– Вы правы, это кажется безумием.
– Я же говорила…
– А не было у вас в роду случаев сумасшествия?
– Я ни одного не нашла, хотя искала будь здоров, уж поверьте!
– Значит, началось это как охота за сокровищами, а сейчас вы помогаете людям… Если вы хотите огрести большие деньги, почему бы вам не устроить реалити-шоу на телевидении, заработав миллионы?
– Как я уже сказала, я не хочу превращать свою жизнь в паноптикум. Вдобавок я углубилась в свои исследования, и вещи, от которых я прежде отмахивалась, обрели для меня смысл.