Шрифт:
— И верна, — радостно протянул мужик, неумело свертывая папиросу. Борька недобро улыбнулся, хмыкнул. Мужик совсем растерялся и просыпал табак. Снова зачерпнул из кисета щепоть. Скрутил толстенную папиросу, прикурил от протянутого Синельниковым окурка и зашелся надсадным кашлем. Попробовал затянуться еще раз и опять захлебнулся.
— Кому же табачок-то везешь? — спросил Борька.
— Товарищам, — отводя глаза в сторону, пробормотал мужик. — Я на заводе работаю. Сложилась вся бригада, и командировали меня, как некурящего… чтобы не раскурил дорогой…
— Покажи-ка документы, — попросил Степан.
Мужик оказался обыкновенным спекулянтом из Свердловска. От Малышенки до Свердловска сутки езды поездом. В деревнях стакан табаку стоил десять рублей, а в Свердловске — сто. В мешках, по Борькиным подсчетам, было не менее восьмисот стаканов. Это же больше семидесяти тысяч рублей чистой прибыли.
Пока друзья производили эти подсчеты, мужик даже ростом стал ниже. Юлил глазами, что-то бессвязно бормотал и, наконец, предложил им «тысчонку».
— Заткнись, паразит, — оборвал его Борька. — Моли бога, что нам с тобой не по пути и времени в обрез. Но в другой раз лучше не попадайся…
В пути им еще не раз встречались мешочники. Были среди них и люди, гонимые нуждой. Из городов и рабочих поселков они шли в деревни и там, не торгуясь, меняли последнюю рубаху на ведро картошки или плошку муки. Эти были измождены, обтрепаны, ожесточены голодом. Их ноша невелика: узелок муки, полмешка картошки, вязанка луку. Они не пугались оклика, охотно рассказывали, где и что выменяли.
Но были тут и матерые хищники, которые перегоняли в рубли народную нужду и горе, беззастенчиво обирая, обманывая, обсчитывая. Их не трогали слезы, не волновали мольбы и жалобы. Паучье племя спекулянтов наживалось на всем. И чем туже набивали они мошну, тем больше сатанели от жадности.
— А знаешь что, — сказал Степан, — мы можем поприжать эту сволочь. Есть у меня одна идейка. Давай организуем комсомольскую дружину. Расставим заслоны по дорогам. Реквизируем у спекулянтов табак и отправим его на фронт. Как?
Вместо ответа Борька протянул Степану руку.
И вот в воскресенье на всех дорогах, ведущих в райцентр, появились небольшие отряды молодежи, вооруженные мелкокалиберными и учебными винтовками. Они отнимали у спекулянтов табак, вручая взамен расписки. За день комсомольцы собрали двести шестьдесят килограммов первосортного табака. Наутро его отослали на фронт, бойцам подшефной Сибирской стрелковой дивизии…
— Ну, пока. — Степан пожал руку своему заместителю Ане Таран и направился к выходу. Резкий телефонный звонок заставил остановиться.
— Тебя! — крикнула ему Аня.
Степан недовольно поморщился, подошел к телефону, взял трубку.
— Здравствуйте, товарищ Синельников, — послышался голос Шамова. — Чем вы сейчас заняты?
— Собрался в колхоз «Колос». Дошел уже до порога, да ваш звонок задержал.
— Очень хорошо. — Степан не понял, к чему отнести эти слова, и пожал плечами. А Шамов, повторив еще раз «очень хорошо», добавил: — Зайдите сейчас ко мне. Есть одно попутное поручение.
«Что за поручение?..» — недоумевал Степан, направляясь к Шамову.
Богдан Данилович в задумчивости склонился над столом, заваленным книгами. Были тут переложенные закладками тома сочинений Маркса и Ленина, книги Тарле и Бисмарка, всевозможные справочники и стопка брошюр, отпечатанных на грубой желтой бумаге. Шамов и бровью не повел, заслышав скрип двери. И только когда Степан поздоровался, Богдан Данилович медленно приподнял голову.
На приветствие он ответил глухо, устало. Не вставая протянул белую длиннопалую ладонь. Слабо пожал руку Степана и взглядом пригласил его садиться.
Синельников сел. Выжидательно уставился на молчавшего Шамова. А тот тихо спросил:
— Кто у вас комсоргом в «Колосе»?
— Вера Садовщикова. Доярка. А что?
— Так, так. — Шамов вынул из стола какую-то бумагу. Не спеша пробежал по ней глазами. Свернул вдвое, прикрыл рукой и, вскинув глаза, снова заговорил. — Значит, Вера Дементьевна Садовщикова. Правильно. Так вот, должен сообщить вам весьма прискорбную весть. Муж Садовщиковой — Федор Садовщиков — дезертировал из Красной Армии. Органы предполагают, что он направился в родные края и, возможно, я подчеркиваю, возможно, уже навестил свою жену…