Шрифт:
– Пущай позовут странника, – попросила она. – Я хочу его послушать.
Слуги привели на гульбище человека неопределенного возраста, седого как лунь, невысокого и жилистого, с красными отметинами на смуглом лице, большим шрамом на левой щеке и хитрыми черными глазками. На нем была добротная и не очень грязная одежда, состоящая из широкой полотняной рубахи и холщевые штанов, настолько коротких, что штанины едва прикрывали икры босых ног. За плечами у странника висел небольшой мешок.
Низко поклонившись, незнакомец воскликнул по-русски:
– Да, будут здравствовать добрый боярин и добрая боярыня!
– Ты что ли странник? – с сомнением спросил Любим.
– Воистину я, добрый боярин.
– Ну, и где же ты странствовал?
– Да где я только не был, добрый боярин!
– Что же тебя по свету носит?
– Видать такова судьба моя, добрый боярин.
– А живешь ты чем? Подаянием? – продолжал выпытывать Любим.
Странник кивнул.
– Добрые люди воистину не дают мне помереть с голоду, а я за то лечу их от всяких хворей.
– Так ты волхв? – спросил Любим, грозно сдвинув брови.
Странник сразу догадался, что у боярина имеются счеты с волхвами, и воскликнул, осеняя себя крестным знамением:
– Избави Боже! Избави Боже, добрый боярин! Я воистину лечу травами да именем Господа нашего Иисуса Христа!
– А крест на тебе есть?
Странник вытащил из-под рубахи деревянный крестик.
– Есть! Воистину есть, добрый боярин!
– А имя христианское у тебя имеется?
– Лазарь я, Лазарь, добрый боярин! – сообщил странник и добавил, заискивающе: – Ну, а прозвище у меня воистину не очень-то благозвучное – «Рожна».
– Значит ты Лазарь Рожна? – уже без гнева спросил Любим.
– Воистину так, добрый боярин, – с готовностью ответил Лазарь.
Он снял с плеча свой мешок и начал рыться в нем, бормоча себе под нос:
– Вот у меня здесь травки есть от всяких хворей. Помогут и доброму боярину, и доброй боярыне, и их детушкам.
– Погоди, – остановила его Агнесса. – Поведай лучше о своих странствиях. Где ты бывал? Что видал?
Лазарь покачал головой.
– Эх, добрая боярыня! Я воистину и за год не сумею вам поведать, о том, где бывал, и, что видал. Исходил Лазарь пешком всю Ромейскую империю да еще побывал у угров, валахов и немцев. А однажды меня захватили половцы.
– И долго ты пробыл в полоне? – полюбопытствовал Любим.
– Не очень долго, добрый боярин. На мое воистину счастье, василевс ромейский, дай Господь ему многих лет жизни, разгромил поганых и освободил меня с прочими полонянами.
– И ты видал самого царя Мануила? – заинтересовался боярин.
Лазарь кивнул.
– Воистину видал и его, и короля угорского, добрый боярин.
– Короля Гёзу? – изумился Любим.
– Короля Гёзу я тоже видал, но еще до того, как попал к половцам, а с василевсом Мануилом был воистину угорский король по имени Борис.
Агнесса вздрогнула от неожиданности и тут же покраснела, поймав на себе внимательный взгляд мужа.
А Лазарь продолжал говорить:
– Борис – сын короля Кальмана. Его лишили королевства, и теперь он воистину служит василевсу, на племяннице коего женился.
Агнессе стало не по себе.
«Пресвятая Богородица! Что со мной? – испугалась она. – Я же сама желала, чтобы мой рыцарь взял себе в жены ровню».
Помрачневший Любим сердито сказал страннику:
– Устал я, да и боярыня моя притомилась. Мы тебя, Рожна, завтра послушаем.
Лазарь принялся угодливо кланяться.
– Как желает добрый боярин! Воистину, как он желает!
– Ступай! – раздраженно велел ему боярин.
Лазарь быстро убрался с гульбища.
– Ты на меня сердишься? – спросила Агнесса у мужа.
– Вовсе не сержусь, – ответил он и помрачнел еще больше.
– Что же тогда с тобой?
– Да заботы одолели, – забормотал боярин, отведя в сторону взгляд. – Вот и теперь вспомнил о том, что надобно страже наказ дать. Пойду я к воротам, а ты ступай в опочивальню.
Агнесса послушно поднялась с лавки и сделала два шага.
– Агнюшка! – окликнул ее муж.
Она обернулась и замерла на месте, увидев в его глазах огромную печаль.
– А ведь ты до сей поры любишь его, – тихо промолвил Любим.
Агнесса хотела возразить ему, но слова застряли у нее в горле.
«Да, я не могу забыть Бориса, но ты, Любим, и наши дети стали для меня дороже, чем он», – подумала Агнесса, но почему-то не решилась произнести эти слова вслух.
А для Любима молчание жены было подтверждением его догадки, и он, круто развернувшись, зашагал прочь. Агнесса смотрела ему вслед сквозь пелену наворачивающихся на глаза слез.