На первой парте, средний ряд, в метре от меня, сидели две девчонки, сидели и внимательно улыбались в мою сторону; хотелось сразу признаться, что в старших классах я довольно часто делал тоже самое, разумеется, с иными мотивами и думами.

Дым от сигареты уже начинал лезть прямо в глаза, трансформировался в неприятную жгущую всё на своем пути горечь. Но вынимать пока не захотел. Поиграв немного челюстью и зубами, сигарета осталась висеть на мягком кончике приятного зеленого фильтра.

Было бы неплохо поскорее начать урок.

Все дети на меня смотрели, поражаясь. Вот только чему. Моей экспериментально-аналитической наглости? Моей безумности? А может они меня боялись? Хочу сказать, я сам к этому стремился? Почему бы и такой вывод не сделать.

Пора было продолжать, ведь первая фраза уже озвучена.

Знаете, что я сделал после?

Резко вскочил со стула, прошел к ряду около стены, он обычно считается третьим от окна, и подошел ко второй и первой парте одновременно, захотел встать между ними. Зачем? На этих двух обычно сидел я сам все в тех же старших классах. Со своим другом-одноклассником, он единственный человек в том моем классе, которому я мог по-человечески вылить все свои агрессивно-настроенные мысли, касающиеся моей школы. Мысли о спасении и улучшении которой возникали только у двоих людей, ступивших на ее территорию; один из них был паренек лет пятнадцати-шестнадцати, второй – постарше, постатуснее, учителем был у первого; эх, спонтанное погружение прошлого в настоящее, благо: с позитивом.

А в моем новом классе на первой парте я обнаружил двух друзей, худые, высокие парни, подумал было уже спросить их имена, но взгляд перебежал на вторую парту того же ряда, будто бы продолжая нить своего постностальгического момента в начале урока; там слаженная схема «мальчик-девочка», ничего особенного.

Интересным показалось то, что на партах сидят по два человека, они и рассчитаны на двоих. Я ожидал, в принципе, этого! Но. Уверен, что дети хотят сидеть по одному. Мои первые друзья из России говорили, что мечтают об этом. Теперь захотелось поспособствовать в будущем продвижению этой идеи.

Потом, оставаясь на месте, рукой развеяв дым у лица, я продолжил вести урок, причем, учитывая, что паузы не было. Все мои действия – и есть урок, его первая стадия.

– Я уже сказал, как меня зовут, – голос на деле оказался очень трудно принимаемым на слух, вовсе не той мною запланированной интонации, из-за сигареты в зубах, мечтающей перетащить урок на свою сторону зла. Я ее, теперь долго не раздумывая, вытащил, тем более она догорала. Но оставил меж двух пальцев в правой руке. – Да, английский язык на мне. Знаете, ребят, вы наблюдаете меня в этом классе совсем недолго, но скорее всего каждый успел сложить из этих первых минут знакомства свое мнение. И поверьте, оно мне интересно и играет коо-лоо-саа-льную роль! Именно поэтому! – я значительно повысил голос, попутно успев затушить окурок о парту, где два парня. Не углядел их истинную реакцию, но они попросту обомлели; безусловно, от необычности. Эти парни меня не боялись и, кажется, перестали смущаться, – я же знал, моя же парта! – Я. Сам. Лично. Спрошу вот этого парня на первой парте у стены, – крутящимся пальцем указал; да, на парня на первой парте у стены, где лежал затушенный окурок, рядом с которой я и стоял, – какое впечатление он успел сложить обо мне.

Я вышел перед классом и обошел первую парту, чтобы поближе подойти к этому парню.

– Как тебя зовут?

Его волосы были растрепаны, верхняя пуговица рубашки расстегнута, даже хотя бы это – уже было похоже на меня. Ради таких моментов. Таких моментов. Стоит жить. В тот день я подобным образом относился к этому типу людей, незаметная синь, в душе белая и сверкающая, мечтающая перейти на уровень «открытый». Но мои методы менялись со скоростью света; что плохо, но неизбежно.

– Я… Джер, м… мии… мистер… Холлоуэй…

Тишина после его слов. Ни звука вокруг от класса. Все ждали моего ответа, очевидно.

Ага, он сказал «мистер». Но я не стану придираться к Джеру! Разглядев в нем друга, какой прок прилюдно, не зная цели в этом, учить его не называть меня мистер Холлоуэй, тем более мы в городе с очень странной и интересной культурой. Пусть дети сами дойдут до этого. Он еще и Джер! Черт, я был уверен, что друг его, сидящий рядом (ага, да-да, он друг, товарищ по крайней мере, пока что, без сомнений, это же моя парта), какой-нибудь Дмитрий. Русское имя. Город безусловно необычный, прямо для меня подобран. Множество культур, людей с разных стран, языков, всех этих национальностей, дизайнов, имен, фамилий, названий всего вокруг.

Я должен был сильно удивиться слову «мистер» в принципе, но отреагировал легче, я уже не в Америке, а в России считай и не был (шока будущность ожидала), но знаком с культурой, знаком с людьми; не показывая удивление, восхищаюсь возможностью стоять там, где стою.

– Так что, Джер? Начнешь? Просто попробуй, тебе понравится. – Я оглядел класс, все до единого наблюдали за нами, я немного нагнулся и улыбнулся Джеру, тем самым поддерживая его что ли, в столь революционный момент, революционным он назовет который минимум через год.

– Мне… безумно страшно…

– Ты употребил слово «безумно» – мне уже нравится, Джер! Давай же. Просто опиши свои впечатления обо мне, легче простого же, ну. Я такой же человек как и ты, как и все мы вокруг, я твой новый учитель английского языка, начал урок безумно страшно для всех и что же дальше? Вставай и садись в мое кресло. Смелей. – Я показал рукой на свое кресло, которое поставил перед классом у доски. Черт, а не казался ли я дешевкой? Дешевым ведущим из передачи с вечно кричащими о «проблемах» государства «взрослыми и умными». Улыбочка, слова «давай же!», «тебе понравится!». Да брошу это, нельзя настраиваться против самого себя. Боги знают истину, каков был я и какие именно должны были звучать слова; и был я недолго. А что о сигаретах могу сказать – так лишь то, что каждый человек, даже не присутствовавший на моем этом первом уроке, вырастит свое мнение, а оно: у каждого до ярости разнообразное. «Строит крутого парня, хочет показать, кто главный на уроке» – смешно проговаривать в мыслях подобную позицию, но ведь и она имеет все шансы, причем, «взглянув на диаграмму», чуть ли не самые густонаселенные и красочные шансы. А про «бросил окурок на парту» – Боги! ужас! Ярость – как раз здесь, большинство встанет на защиту такой позиции, против меня, а остальные… поймут что-то исключительно молча и для себя, но вряд ли, вряд ли кто-то поймет тем мышлением, которое заказывал воображением только я, которое привлекало только одного меня, из… живых людей. Принять курение учителя на уроке – на это же, как думают многие, потребуется не один век! и многие скажут: да и зачем это, какой смысл держать в зубах вредную сигарету и испускать дым, что о вас подумают родители… почему бы не поискать другие способы влияния своих… этих ваших, Холлоуэй, экспериментов… завязывайте, дружище, иначе мы будем вынуждены втоптать вас в землю, мы, весь мир. Хотя кто знает, черт возьми, кто знает хоть что-нибудь правдивое про своих потенциальных преданных общему делу единомышленников? Ничего я не знал, и кто со мной дальше, с кем, о чем, на чем… Малейшее неугодное «потенциальному» мое движение – и занавес падает, актеры (я и «потенциальный») жмут друг другу руки и расходятся по домам.