Если в истории с Паулюсом было много политики и высших государственных интересов, то Зигфрид в первой половине 1943 года был сначала рядовым двадцатитрёхлетним немецким солдатом, а потом рядовым советским военнопленным. Семидесятилетний Зигфрид, после возвращения на Родину получивший высшее образование в области германистики и сравнительной литературы, обладал удивительным чувством юмора и тонкой самоиронией. Например, он шутил, что далеко не случайно оказался на берегах Рейна на Горе Дракона, потому что, по преданию, именно Зигфрид, вождь Нибелунгов, в пещерах Драконьей скалы Драхенфельса победил пожиравшего людей и животных дракона. Убив дракона, Зигфрид стал властителем несметных богатств, и прежде всего, волшебного кольца, позволяющего править миром:

В 1913 году, через сто лет после рождения Рихарда Вагнера, на горе Дракона были открыты зал Нибелунгов «Нибелунгенхалле» и каменная статуя дракона. «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» были гениальными мистическими реконструкциями немецкой мифологии. Несмотря на то что Вагнер умер ещё в 1883 году, мистика его произведений и антисемитские взгляды были умело использованы в первой половине ХХ века сторонниками немецкого национал-социализма. За что потом многие в Германии и за её пределами осуждали великого композитора. Или считали, что антисемитизм несовместим с музыкальными и эстетическими достоинствами, так как делает музыку «чересчур тяжеловесной». Вагнер, действительно, был антисемитом. Но точно не был основателем немецкого национал-социализма и фашизма. Отделить «зёрна от плевел» и «не выбросить вместе с водой ребёнка» «широким народным массам» бывает достаточно трудно.

То же касается посмертной судьбы другого великого немца, в течение некоторого, довольно непродолжительного времени дружившего с Вагнером – Фридриха Ницше. Несмотря на то что Ницше умер в 1900 году, задолго до национал-социализма и Третьего Рейха, его идеи были востребованы этой человеконенавистнической идеологией, а музей Ницше был объявлен музеем германского национал-социализма. Важную роль в посмертном искажённом формировании отношения немцев к философии Ницше сыграла его сестра Элизабет. Она была активной сторонницей национал-социализма и в популяризации музея брата пользовалась всесторонней поддержкой Гитлера. Ещё более вероломно и отвратительно, хотя, после воспоминаний о Вагнере и Ницше, уже не так удивительно, что для организации еврейских преследований и погромов Гитлер разносторонне использовал образ Мартина Лютера, четырьмя веками ранее призывавшего силой обращать евреев в лютеранство.

Великие идеи могут быть разными. Иногда недостаточно светлыми и потенциально опасными, с точки зрения их нравственного и социального содержания. Ответственность за то, как ими в своекорыстных интересах могут распорядиться тёмные силы, добавив масла в огонь и даже всецело извратив первоначальное содержание, в значительной степени лежит на подобных предприимчивых псевдопоследователях.

Мой друг Зигфрид удивительно тонко и ярко высказывался по поводу европейских и советских политиков: Конрада Аденауэра, Хельмута Коля, Шарля де Голля, Маргарет Тэтчер, Леонида Брежнева и Михаила Горбачёва, обращая внимание на детали, незаметные для большинства. Как я понял, он долгие годы ни с кем особенно не делился своими советскими воспоминаниями, ведь жены у него не было, а у каждого из товарищей по Союзу бывших военнопленных были свои жизненные истории. Для воспоминаний и размышлений он почему-то выбрал меня – двадцатилетнего гёттингенского студента, который был на 50 лет моложе и ничего не знал о кровопролитной войне и советских лагерях. Может, сказалось, что я имел некоторое отношение к СССР, будучи сыном советских диссидентов. И при этом всё же был абсолютно своим – немцем по паспорту, воспитанию и образу мыслей. Возможно, чтобы понять глубину и особенности его связанной с советским пленом жизненной истории, нужно было хоть немного быть русским. А может, я просто был одним из первых встреченных им «обычных» русских, ведь в 1990-м «железный занавес» ещё оставался, и в западногерманской столице Бонне можно было наблюдать только советских дипломатических работников. Всего через несколько лет для меня оказалось полной неожиданностью, что интересная и примечательная, но в целом, не такая уж редкая для того времени жизненная история дяди Зигфрида потрясающим образом изменила и мою жизнь.

В начале девяностых «железный занавес» СССР открылся. «Перестройка» внесла в жизнь советских людей дополнительные мотивы, побудила что-то делать и на что-то надеяться. В ноябре 1989-го была разрушена Берлинская стена, когда-то официально названная «Антифашистским оборонительным валом», и две Германии, политически и физически разделённые на долгие 28 лет, вновь стали едиными. «Позорная стена», как называл её Вилли Брандт и многие граждане обеих Германий, наконец-то пала, позволяя немецкому народу окончательно воссоединиться к октябрю 1990-го года. Эти великие немецкие исторические события я также выразил в стихотворной форме, и тоже по-русски. С точки зрения литературных качеств, пожалуй, получилось не слишком. Но я старался искренне передать всеобщее настроение:

Это было всеобщее ликование. Всем казалось, что больше никогда не будет не только никаких преград, но и вообще никаких проблем. Какие могут быть преграды, когда Стены больше нет, а две Германии снова представляют собой единое целое? Разве могут быть какие-то проблемы, экономические или политические, когда СССР побеждён, ФРГ и так крупнейшая экономика Европы, и может становиться только ещё сильнее после присоединения ГДР?

Однако эйфория долгожданного воссоединения не сразу, но довольно быстро проходит. Возникают проблемы в немецком экономическом и социальном развитии, утрата темпа и потенциала развития, возникают проблемы «новой европейской империи» – Европейского союза. Среди множества объяснений можно встретить экономические, демографические, цивилизационные и даже эзотерические. Пергамский музей (Pergamonmuseum) с грозными древневавилонскими артефактами в гэдээровском центре Берлина Berlin-Mitte, приносивший несчастья Восточной Германии и приведший к её краху, после немецкого воссоединения становится достоянием всей страны и приносит проблемы единой Германии и Евросоюзу. Можно с различной степенью доверия относиться к подобным запредельным объяснениям. Но события, всецело находящиеся не в потусторонней, а в нашей реальности, тоже свидетельствуют, что сразу после объединения в единой Германии прежние достоинства начали обрастать противоречиями и превращаться в недостатки, вызывая многократное увеличение числа и масштабов имеющихся проблем.

Незыблемая и великая, возродившаяся из послевоенного пепла Западная Германия, после объединения, и особенно, после создания Евросоюза, утратила самое главное, чем обладала – национальный дух, национальную уникальность и национальную элиту. Пресловутая «евроинтеграция» настолько оттянула и связала силы немецкого народа, что из уникального европейского авангарда страна превратилась в заурядного, хотя и имеющего условную ведущую роль, члена Евросоюза, политические органы власти которого находятся в Брюсселе и Страсбурге. От великого немецкого духа и культуры предыдущих столетий в современном Евросоюзе, пожалуй, сохранилась только инструментальная аранжировка написанной на стихи Шиллера, бетховенской «Оды к радости» в качестве гимна.