Крестьяне подняли Фалоппу, но бедняга не мог даже стоять. Они остановились, не зная, что делать. Тогда я показал им, как можно нести Фалоппу с помощью ружья, поддерживая сзади свободной рукой. Но этот способ тоже не помог. Тогда крестьяне решили, что один из них понесёт Фалоппу на спине, а второй понесёт ранец и ружье и, кроме того, поможет идти и мне. По пути в город, до которого оставалось не более половины лье, мы пять или шесть раз останавливались отдохнуть. В такие моменты крестьяне сменяли друг друга. Если бы потребовалось идти, хотя бы на четверть часа дольше, думаю, мы бы не дошли.

Между тем, основная часть отставших обогнала нас, но ещё очень многие, а также арьергард, оставались позади. Иногда раздавались звуки пушечной пальбы, которые казались нам последним вздохом нашей армии. Наконец мы пришли в Ковно по той дороге, которую знали наши крестьяне – наша колонна не шла по ней. Первый попавшийся дом оказался конюшней. Мы вошли. Крестьяне помогли нам поудобнее устроиться, но прежде чем отдать вторую пятифранковую монету, я попросил их принести немного дров и соломы. Они принесли и то и другое, даже развели нам огонь, потому что я просто не мог пошевелиться, а гляди на Фалоппу, можно было подумать, что он умер. Фалоппа молча сидел в углу, но иногда губы и брови его двигались, а руки он поднёс ко рту – со стороны казалось, будто он что-то ест. Тепло огня, похоже, немного оживило его. Я расплатился с крестьянами. Перед уходом они принесли нам ещё дров и обещали вернуться. Поверив их обещаниям, я дал им пять франков, попросив принести мне немного хлеба, водки, и чего-нибудь ещё. Они обещали мне все это, но так и не вернулись.

Пока мы сидели в конюшне, в городе творились ужасные вещи. Остатки корпуса, пришедшие накануне вечером, не смогли найти мест для ночёвки, и разбили лагерь на улице. Они разграбили мучные склады и склады спиртного. Многие из солдат вдребезги напились и заснули на снегу, чтобы уже не проснуться. На следующий день я узнал – таким образом погибло более полутора тысяч.

После ухода крестьян, в поисках места пришло пятеро солдат, двое из которых принадлежали к нашему полку. Однако, узнав от солдат, идущих из города, что там есть мука и водка, двое решили пойти туда и попытать счастья. Они оставили свои ружья и ранцы, и ушли, но назад не вернулись. Вдобавок ко всем моим несчастьям, у меня не было в чем приготовить рис, так как мой котелок остался у Гранжье. Ни у кого из троих оставшихся не было ничего подходящего для готовки, и никто из них не проявил желания пойти поискать какой-нибудь котелок.

Вой ветра и доносящийся издалека грохот пушек смешивались с криками умиравших на снегу людей. Несмотря на то, что особо холодно не было, погибло очень много людей.

Здесь закончилось путешествие для очень многих – для тех, кто не был в Москве – гарнизонов Смоленска, Орши, Вильно, а также последних солдат армий генералов Виктора и Удино и дивизии генерала Луазона, которых мы встречали умирающими от холода по дороге в Вильно.

Со мной в этой конюшне у костра были и другие солдаты. Чтобы подкрепить себя, я съел кусок наполовину приготовленной конины – это был мой последний ужин в этой злосчастной стране.

Я попытался заснуть, но долго поспать не удалось, меня мучила сильная боль. Тем не менее, сон одолел меня, я задремал, но не помню, долго ли я спал. Когда я проснулся, я увидел, что трое солдат, прибывших после меня, готовились уходить, а до рассвета было ещё далеко. Я спросил их, почему они так рано уходят. Они сказали мне, что хотят перейти в дом, где есть много соломы и хорошая печь. В этом доме жили мужчина, две женщины и четверо солдат из гарнизона Ковно.

Я тут же захотел пойти с ними, но не мог бросить старого друга. Посмотрев туда, где его усадили, я удивился, ибо его там не оказалось. Солдаты сказали мне, что уже больше часа Фалоппа бегает по конюшне на четвереньках, завывая по-медвежьи. Наш костёр приугас, а без света его трудно было бы найти. В конце концов, я сделал факел, и мы отправились на поиски Фалоппы.

Когда мы подошли к нему, он начал смеяться, рычать как медведь, бегать от одного к другому, и все это – на четвереньках. Иногда он что-то говорил, но по-итальянски. Я понимал – он воображал, что он на родине, в горах, играет с друзьями детства. Снова и снова, он звал своих отца и мать. Короче говоря, бедный Фалоппа сошёл с ума. Тем не менее, мне было необходимо уйти, чтобы осмотреть новую квартиру. Я позаботился о том, чтобы во время моего отсутствия с Фалоппой ничего не случилось. Мы потушили костёр и закрыли дверь. Придя на новую квартиру, мы увидели двоих солдат – они ели суп. Они выглядели очень неплохо, так как жили в Ковно с сентября.

Прежде чем улечься на соломе, я спросил хозяина дома, пойдёт ли он со мной, чтобы привести больного, за что я дал бы ему пять франков. Я достал и показал ему монету. Хозяин не успел и рта открыть, когда вмешались немецкие солдаты.

– Мы поможем бесплатно, – сказал один.

– И супом поделимся, – добавил другой.

Я выразил им свою благодарность, но заметил, что в таком деле мне было бы легче с французами. Солдаты взяли деревянный стул, чтобы нести больного на нем, а поскольку я двигался с трудом и очень медленно, помогали и мне. Я рассказал им о печальной судьбе Фалоппы, если бы он попал в руки русских.

– Как это, русских? – спросил один из солдат.

– Да, – сказал я, – русские казаки будут здесь, возможно, через несколько часов!

Эти бедняги думали, что мы пострадали только от холода и нужды.

Мы нашли солдата из Пьемонта, лежащим у входа в конюшню. Его усадили на стул и принесли на новую квартиру. Во время укладывания Фалоппы рядом с печью, на подстилке из свежей соломы, он пробормотал что-то несвязное. Я пошёл к нему, чтобы попытаться понять, что он говорит. Но Фалоппа уже не узнавал меня.