Применительно к рассматриваемой модели self понятия глубокого и поверхностного должны быть заменены категориями более и менее стабильного. Таким образом, self-парадигма представлена функциональными паттернами, имеющими различную степень стабильности. Некоторые их этих паттернов остаются неизменными на протяжении довольно длительного времени, иногда всей жизни, определяя устойчивость психического функционирования, другие же, более лабильные, изменяются от контекста к контексту, способствуя обеспечению динамики self как процесса в поле.

Каким же образом формируется соотношение стабильного и лабильного в self? Как уже отмечалось, энергетическим источником, обеспечивающим формирование self-парадигмы и травматической self-парадигмы, служит блокировка возбуждения, направленного либо на конкретное действие, либо на обеспечение процесса переживания. Остановленное возбуждение и питает актуальные в момент остановки формы и способы организации контакта человека в поле. Получая такую энергетическую подпитку, текущие self-паттерны при условии остановленного процесса переживания приобретают сверхценность, фиксируясь в своем проявлении. При этом чем больше объем заимствованного в процессе возбуждения, тем стабильнее (или даже ригиднее) сформированные паттерны.

Описанный динамический механизм может также оказаться полезным при анализе проблемы психопатологии. Степень тяжести психических нарушений self определяется именно объемом блокированного хронической self-парадигмой возбуждения. То, что в современной клинической теории называется неврозами, предполагает остановку небольшого потока психического возбуждения, которая все же нарушает способность человека к творческому приспособлению. Тяжелая же психопатология обеспечивается «захоронением» значительного объема психической энергии, которая уже не может быть размещена витальным образом, поскольку переориентируется на сохранение жесткого каркаса травматической self-парадигмы. Собственно говоря, ригидность self-парадигмы, наряду с ее типом, проявляющимся в способе организации контакта в поле, мы можем рассматривать в качестве одного из основных критериев того или иного психического нарушения. Тяжелые психические нарушения вне зависимости от их формы оказываются гораздо более стабильными в своем функционировании, определяя трудности психотерапии, зачастую вплоть до практически полной резистентности к ней.

Изложенное до сих пор имеет значение для тяжести психических нарушений. Что касается форм психической патологии, то их разнообразие практически неисчерпаемо, поскольку неисчерпаемы и конфигурации замороженного процесса травматической self-парадигмы. Специфический дизайн self-парадигмы и определяет феноменологию соответствующего психического нарушения. Поэтому любые, даже самые детальные и скрупулезные, попытки классификации психопатологических форм следует считать редукцией реальной феноменологической картины.

Важно отметить, что хронологическая последовательность возникновения паттерна self-парадигмы не детерминирует степень его влияния на человека – относительно недавно сформированные паттерны могут оказаться гораздо более устойчивыми, чем давно существующие (как, например, в случае с острой тяжелой, но недавней травмой). Тем не менее будет справедливым сказать, что более ранние self-паттерны, как правило, более стабильны. Связана эта закономерность с тем, что формирующие self-парадигму факторы в раннем возрасте переживаются со значительно более высоким уровнем возбуждения ввиду отсутствия сформированного механизма дефлексии [12] , дренирующего излишек психического возбуждения.

Содержание этого тезиса, по всей видимости, требует более детального пояснения. В детском возрасте все происходящие с ребенком события воспринимаются им предельно серьезно, поскольку зачастую предполагают большую угрозу для его еще только формирующегося self. В начале жизненного пути – это угроза жизни ребенка, поскольку выжить самостоятельно для него невозможно, позднее – угроза утраты любви и уважения. Очевидно, что для психических процессов, развивающихся в релевантном этим угрозам поле, требуется огромное количество психической энергии. Поэтому и сформированные self-паттерны (исходя из логики описанного механизма их формирования) обладают, как правило, значительно более выраженной устойчивостью, или даже резистентностью к ежедневным изменениям контекста. С возрастом, с одной стороны, описанные выше угрозы становятся для человека менее ввиду большей возросшей его самостоятельности, с другой же стороны – увеличивается напряжение жизни. Появляется необходимость в механизме, который как предохранитель снижал бы напряжение в системе self. Так рождается способность к дефлексии.

Чаще всего дефлексия нагружается негативным значением, обозначаясь как форма прерывания контакта. Вместе с тем этот механизм играет также очень важную роль для процесса оптимального функционирования self, выполняя несколько задач. Во-первых, он содействует процессу осознавания – слишком выраженный очаг возбуждения, питающий интенцию в поле, попросту блокирует любую возможность осознавания, дефлексия же дает возможность снизить напряжение, позволяя интенции оказаться в зоне осознавания. Учитывая сказанное, следует констатировать большое значение дефлексии для терапевтического процесса, основным инструментом которого выступает осознавание. Во-вторых, данный механизм сохраняет способность к творческому приспособлению – действуя как предохранительный клапан, дефлексия препятствует угрозе блокировки системы self в режим травматической self-парадигмы (см. выше).

Таким образом, я бы предложил рассматривать дефлексию в качестве результата эволюции self, направленной на увеличение способности к творческому приспособлению. Однако, разумеется, дефлексия может и затруднять процесс оптимального функционирования self в случае, если сама «замораживается» в структуре ригидной self-парадигмы. Например, в некоторых случаях дефлексия-предохранитель может срабатывать даже при возникновении небольшого очага возбуждения, которое естественно туг же гасится, лишая тем самым self возможности развития. В этом случае дефлексия страхует self-парадигму от любых ее изменений, блокируя доступ к новым впечатлениям и ассимиляции нового опыта. Таким образом, появляется необходимость в инициировании управляемого кризиса в процессе терапии.