Серафима подавила вздох.

– А когда Сима ко мне нарисовалась, Алиса кинулась меня спасать. Мне даже страшно стало – у меня же в квартире убийство! Ну и закатали мы туловище в ковер. В смысле – тело. После уже Алиса машину подогнала…

– А у Костеренко есть машина? – вздрогнул Шишов.

– Есть. Ну такая… «Жигуленок» чахлый. Я такие не люблю. Лучше бы «Мерседес» какой-нибудь, – мечтательно закатила она глаза. – Вот так дверцы открываются…

– А милицейский «бобик» не хотела бы? «Мерседес» ей подавай! – нахмурился Шишов. – Говори, чего там дальше было?

Вера с тоской посмотрела в сторону кухни и заговорила еще быстрее:

– Вот, значит, подогнала машину, и стали мы этот куль тащить из дома. Ой, ну и тяжесть, я вам скажу! Сима, тебе непременно надо сесть на диету. Лучше на раздельное питание. Я один раз пробовала – такая мерзость… И захочешь много съесть, не получится. Тебе надо, а то уж тебя и не поднять. Мы бы никогда не утащили, если бы не сосед сверху, дядя Петя. Он третьим пристроился. Мы ему сказали, что тащим ковер в химчистку, вот он и помог. А потом подъехали к свалке и выкинули. Сели в машину и уехали. Алиса еще сказала, что мне жизнь спасла. Сама поехала машину в гараж ставить, а меня попросила дома чай поставить и все такое, ну, чтобы мы отметили это дело. А я вдруг заново представила ее с доской этой, так мне не по себе стало. Страшно… Эдак ведь Алисе поперек чего скажешь, она и меня долбанет! Ну, и ковер жалко. Вспомнила, как Сима мне говорила, что на тридцать восьмом автобусе работает, и прибежала на конечную остановку. Спрашиваю: «Никто не знает, где у вашей кондукторши Серафимы муж работает?» А мне говорят: про мужа, мол, ничего не слыхали, а вот дружок ее сердешный Шишов вместе с ней в автобусе парится. Я хотела было узнать, где парилка, но они сказали, что сегодня выходной у вас, и дали адрес. Я прибегаю по адресу и – батюшки, какие люди! Этот Шишов, оказывается, тот самый кретин, который с венком все на поминках таскался!

Шишов не утерпел и отвесил-таки оплеуху рассказчице за «кретина».

– Вот гад, всю прическу испортил, – проворчала Звонцова, поправила волосы и весело спросила: – А есть скоро будем? А то мне что-то не хочется на чаепитие к Алисе.

Шишов усмехнулся:

– Дурная, дурная, а соображает, что чай с начинкой получит. Иди, ставь пельмени. Да смотри, не перевари, нам с Серафимой подумать придется, что делать с тобой, куда тебя пристроить.

– Ага, подумайте, – охотно вскочила Вера. – А где пельмени? В холодильнике? Между прочим, я даже согласна здесь пожить.

– Вот уж на фиг мне такое сокровище! – взревел Шишов. – Согласна она… Ты слышала, Кукуева?

– Ну, смотрите, мое дело предложить… – пожала плечами дама и упорхнула на кухню.

Через секунду доморощенные детективы уже наслаждались ее заунывными стонами – дама пела. Шишов подскочил к двери и захлопнул ее, чтобы не слышать ее вокальных упражнений.

– Ну и что ты думаешь, Сима? Только не молчи! Не надо! – накинулся он на Серафиму. – А то у тебя всегда так – молчишь-молчишь, а потом как выдумаешь чего, хоть в ковер заворачивайся! Чего, спрашивается, ты одна потащилась? Ведь в самое гнездо змеиное полезла – к этой Верочке и подружке ее, живодерке.

– А я не знала, что там гнездо, – оправдывалась Серафима. – Я думала, что это Вера одна от всех избавляется. Нет, я, помнится, пыталась предположить, что там и Алиса Костеренко замешана, но ты ж из меня тогда такого монстра соорудил… Мне стало стыдно, и я исправилась – переключилась на Звонцову. И вообще – хватит уже, а? Я и так по башке получила, еще ты тут… скачешь. Что нам с Костеренко-то делать?

Шишов стоял в позе вождя революции – пальцы за подтяжки, голова вздернута вверх, взгляд устремлен в далекое будущее, то есть на глыбы стройки за окном, а само туловище задумчиво покачивается с носка на пятку.

– А чего с ней делать – заявимся, да и все. Только как ее заставить признаться, что это она тебя доской по макушке…

– М-м-м… Я скажу, что видела ее. У Веры, скажу, в прихожей зеркальце, вот я и видела. А еще скажу, что не до конца в отключке была и слышала ее голос. Но вот как правду узнать… Она нам может всей правды не сказать, будет опять на Веру все сваливать. На ту можно, она у психиатра стоит на учете, ей все спишется, – размышляла Серафима.

Вдруг Шишов завис где-то высоко на носках и замер.

– А мы сделаем так…

Кое-как затолкав в себя все ж таки переваренные пельмени, группа товарищей незаметно прибыла в дом Звонцовой и развернула там художественный кружок. Когда работа кистями была завершена, Веру уложили на кровать, придали ей подобающую позу и сунули в руки телефон.

– Все. Давай звони, – шипел в ухо Шишов. – Учти, от этого зависит, где ты завтра будешь встречать рассвет – у себя в постели или на нарах.

– Да и еще неизвестно, будешь ли, – добавила Серафима.

– Хорошо-хорошо, только… Сима, убери от меня этого рецидивиста, я его боюсь… – покосилась на Шишова Верочка и припала к телефонной трубке. – Алло… Я говорю – алло! Алиса, это ты? Прости, не смогла сразу… Да как тебе сказать – что случилось… Зайди ко мне, все сама увидишь… Нет, ну чай же можно и у меня тоже… А чего ты со своим-то? У меня что, думаешь, заварки нет?

Звонцова получила еще одну оплеуху от Семена и стала более покладистой:

– Ладно, приходи со своим самоваром… Говорю – тащи свой чай! Только, слышь, Алиса… Я говорю – дверь пинай сильнее, у меня открыто…