Вера положила трубку на рычаг, а Шишов резко отпрыгнул к двери. Серафима уселась в заученной позе в кресле.

Через минуты три в дверь тихо постучали, а потом с силой ее пнули, и на пороге появилась Алиса Гавриловна.

– Ну ты, баронесса! Чай тебе на дом доставляй, не могла… – Костеренко наконец удосужилась поднять глаза на Звонцову, и чайник из ее рук чуть не выскользнул.

Картина впечатляла: Вера лежала, склонив набок голову, взлохмаченные волосы были сбиты в сторону и открывали здоровенную бордовую кляксу на виске – не иначе как дыру от пули. Вся постель была качественно уделана кровью, а на самой хозяйке буквально не было живого места – желто-зеленые синяки, черные круги под глазами, рубашка разорвана, а сквозь нее также сияли многочисленные дыры от пуль. Вера глубоко под лоб закатывала глаза и громко, художественно мычала.

– Боже мой! Верочка! Кто это тебя так? – всплеснула чайником Алиса Костеренко.

Тут же заметила гордо восседающую Серафиму и быстро кивнула:

– Здрасте, Симочка. Вы только посмотрите, что творится, а? В «Скорую» надо звонить! Ой, Си…

Алиса теперь чувствовала себя и вовсе неважно, в пору укладываться рядом с подружкой. У нее мелко-мелко задребезжал чайник в руках, и сама она как-то неуверенно нащупывала рукой стул.

– Я уже позвонила в «Скорую», – сквозь зубы процедила Кукуева. – Чайник поставьте.

– Ага… – сообразила Алиса, сунула чайник на телевизор, вспомнила, как должна вести себя порядочная соседка, и снова принялась кудахтать: – Кто? Кто покусился на невинное существо? Это ж надо, а?

Тут на сцену вышел новый герой.

– Да вы не завидуйте, сейчас мы и вам такой макияж устроим. Правильно я соображаю, Серафима Петровна?

Серафима Петровна важно кивнула:

– Отчего ж не устроить?

Кому другому Костеренко и сама, может быть, устроила, однако ж этот господин выглядел устрашающе – его оголенный торс хоть и выглядел жидковатым, однако ж качественно был исписан автографами и цитатами. В руках мужчины болтался пистолет, а сами руки аккуратно по локоть были измазаны кровью, будто он только что самолично проводил операцию на печени.

– А-а-а зачем мне… макияж? – начала заикаться Костеренко. – Вы знаете, я… кх… я в последнее время и вовсе… не крашусь… а сегодня так только… реснички…

– Али-и-исочка, – проблеяла с постели Вера. – Это меня за Серафиму так… Скажи им, подруга моя ненаглядная, что это ты ее по башке долбанула…

Костеренко дернулась, повела плечами и искренне возмутилась:

– Чего это я на себя, Верочка, напраслину наговаривать буду? Зачем это? Они тебя уже все равно… разукрасили, так пусть уж… добивают, ничего не поделаешь, – возразила она. Потом горько опустилась на стул и махнула рукой. – Пристрелите, чего уж ей мучиться…

– Ни фига себе! – вскочила было «раненая», но вспомнила о своей роли и снова застонала, будто корова перед отелом.

Серафима повернулась к Костеренко:

– А ведь это вы меня по голове. Доской. Я видела.

– Ой, ну что ты там могла видеть? – отмахнулась Алиса Гавриловна. – Да и не трогала я тебя! Меня и не было здесь. Правда, Вера?

– Ни фига не пра-а-авда… – «умирала» Вера. – Это ты-ы…

– Ну, миленькая моя, такие вещи еще доказать надо, – скривилась Костеренко. – Так на меня всех собак навесить можно. Ага! Давайте еще убийство Кеннеди. Докажите!

Алиса Гавриловна разошлась. Она уже уверенно развалилась на стуле, гордо трясла головой и даже пыталась что-то напевать – аптекарша никого не боялась.

Шишов так пнул по ее стулу, что дамочка чуть не уселась на пол.

– А нам, красавица, ничего доказывать не надо, – приблизился он к самому лицу безутешной вдовы. – Понимаешь, ты на Симу руку подняла, а Сима – это… Паровоза знаешь?

– Нет, ну я, конечно, видела паровозы, но как-то знакомиться с ними мне в голову не приходило. Я все больше на электричках. А что такое с паровозом случилось? – прониклась она.

– С Паровозом ничего, а вот доченька его Серафимушка, – скривился Шишов, – сильно пострадала…

– Господи, от кого только женщины не рожают, – пробормотала себе под нос Костеренко, но вслух как-то сильно опечалилась. – Серафимушка? А я думала она просто так… женщина, и все, а она дочка…

– Она – дочь известного авторитета Паровоза. Очень коварный тип, доложу я вам, и то, что сделали с Верой, это только лепестки… цветочки.

Костеренко с ужасом взглянула на «лепестки», а потом перевела взгляд на Серафимушку. Кукуева сидела неприступная, как акула, и только нервно крутила пальцами.

– А я… я ничего… и не делала… – начала терять выдержку Алиса Гавриловна.

– А нам уже по фигу. Ну что, Сима, будем ей ноги оптом отстреливать? Или с пальцев начнем?

Вера от любопытства даже поднялась на изгаженной подушке, и глаза ее восторженно заблестели.

– Не, а давайте сначала тоже фингал под глаз! – внесла она предложение.

– Да о чем вы говорите?! – Алиса вскочила и ринулась к двери.

Но цепкая рука Шишова настигла даму в полете и с силой обрушила снова на стул.