«Великол?пный Никъ-Никъ, котораго мы вид?ли въ ма? на елагинской «стр?лк?», еще не у?халъ за-границу. Множество обстоятельствъ задержали его въ Петербург?. Во-первыхъ, брянскія акціи не оправдали ожиданій. Онъ разсчитывалъ, что посл? ср?зки купона он? въ одну нед?лю вернутъ прежнюю ц?ну 506, а между т?мъ он? и теперь стоятъ на 470. Это ур?зало его бюджетъ. Онъ хот?лъ наверстать на «конк?», но проз?валъ время, а по 122 купить не р?шился…»
Произведение дается в дореформенном алфавите.
Великолпный Никъ-Никъ, котораго мы видли въ ма на елагинской «стрлк», еще не ухалъ за-границу. Множество обстоятельствъ задержали его въ Петербург. Во-первыхъ, брянскія акціи не оправдали ожиданій. Онъ разсчитывалъ, что посл срзки купона он въ одну недлю вернутъ прежнюю цну 506, а между тмъ он и теперь стоятъ на 470. Это урзало его бюджетъ. Онъ хотлъ наверстать на «конк», но прозвалъ время, а по 122 купить не ршился.
Во-вторыхъ, Никъ-Никъ чрезвычайно заинтересовался игрою «поло» и прекрасно чувствовалъ себя среди блестящаго кружка молодежи, отдающаго свои досуги этому новому и неоспоримо благородному развлеченію. Для него это тмъ удобне, что посщая арену Крестовскаго острова, онъ иногда завтракаетъ у одной француженки тамъ же, и обдаетъ у одной русской барыни на Каменномъ.
Въ третьихъ, когда въ Петербург былъ полученъ единственный кусокъ новаго цвтного полотна для сорочекъ, изумительнаго рисунка въ крупную голубую, розовую и желтую клтку самыхъ блдныхъ тоновъ, Никъ-Никъ тотчасъ перехватилъ эту новость, и оказался единственнымъ во всемъ Петербург обладателемъ сорочекъ, созданныхъ въ Лондон къ юбилею королевы Викторіи – дивныхъ сорочекъ въ крупную голубую, розовую и желтую клтку. Это произвело сенсацію, вс бросились искать этихъ клтокъ, но ни нашли. Были какъ будто похожія, но такихъ точно не было. А французъ-рубашечникъ объявилъ, что выписывать вновь не станетъ, потому что въ средин лта уже некому будетъ шить. Понятно, что при такихъ условіяхъ Никъ-Никъ не могъ покинуть невскую столицу, не исчерпавъ до конца эффекта розовыхъ, голубыхъ и блдно-желтыхъ клтокъ.
Наконецъ, въ четвертыхъ, явилось еще обстоятельство особой важности. На обд у старой княгини Троевровой, который Никъ-Никъ, какъ знаютъ читатели, предпочелъ всмъ боле заманчивымъ, но и боле легкомысленнымъ приглашеніямъ, и гд онъ надялся быть замченнымъ особами съ всомъ, – на этомъ обд княгиня Троеврова, освдомившись, что онъ предполагаетъ воспользоваться заграничнымъ отпускомъ, посмотрла на него какъ бы съ сожалніемъ, покачала укоризненно головой и сказала:
– Ахъ, господа, господа; все-то у васъ заграница на ум. Не умете вы любить отечественное.
Никъ-Никъ при этомъ такъ и обмеръ, а сидвшій рядомъ старый князь Сцкій улыбнулся съ свойственной ему благожелательностью, и произнесъ:
– Нынче начинаютъ, княгиня, любить отечественное. У меня есть дльные молодые люди, которые совсмъ не стремятся заграницу, разв только въ казенную командировку, по служебной надобности.
Этотъ обмнъ замчаній до такой степени смутилъ Никъ-Ника, что онъ подумалъ-было совсмъ отказаться отъ заграничной поздки. Потомъ, однако, успокоился, узнавъ, что самъ князь Сцкій ухалъ въ Aix-les-Bains, а сама княгиня Троеврова выхлопотала своему племяннику пособіе на поздку въ Трувиль, для поправленія здоровья.
Такимъ-то образомъ Никъ-Никъ позастрялъ въ Петербург, и въ прошлую субботу похалъ въ Коломяги открывать скаковой сезонъ.
У него былъ спеціальный костюмъ для скачекъ: черный жакетъ съ чрезвычайно длинными и круто закругленными фалдами, панталоны изъ блой фланели и свтло-срый цилиндръ. Все это превосходно дополняло знаменитыя розовыя, голубыя и желтыя клтки.
Никъ-Никъ побывалъ въ членской бесдк, поздоровался съ знакомыми, и узнавъ о побд «Гароты», выразилъ сожалніе, что опоздалъ къ началу, такъ какъ непременно поставилъ-бы на нее двсти рублей. – И былъ-бы въ отличномъ выигрыш, э? – добавилъ онъ, обводя ближе стоявшихъ весело-вопросительнымъ взглядомъ.
Затмъ онъ проникъ на галлерею, и облокотясь спиною о барьеръ, обвелъ биноклемъ длинный рядъ переполненныхъ ложъ. Цлый цвтникъ совершенно лтнихъ шляпокъ, туалетовъ и улыбающихся лицъ. И вся интересная грядка выровнена по шнурку, не то что въ парижскомъ Лоншан, гд нтъ ложъ, и дамы напоминаютъ собою дико-растущіе цвтки, разбросанные здсь и тамъ. Знакомыхъ – почти вся трибуна. Но бинокль Никъ-Ника особенно внимательно остановился на двухъ ложахъ. Изъ одной виднлась желтая, длинная физіономія дамы лтъ пятидесяти, одтой въ темные цвта, съ дорого стоющею чопорностью, и рядомъ громадная голова старца, лысаго, съ срыми бровями и совершенно блыми бакенами. Такія головы бываютъ или у очень заслуженныхъ дворецкихъ, или у тхъ крупныхъ петербуржцевъ, которые ршили, что въ ихъ ранг можно не заниматься наружностью, тмъ боле, что сколько ни занимайся ею, все равно толку никакого не выйдетъ.
Въ другой лож Никъ-Никъ разглядлъ даму Уже не первой молодости, но еще очень моложавую, очень элегантно одтую, и рядомъ съ нею двушку-подростка, лтъ пятнадцати, въ шляпк англійскаго фасона и бломъ платьиц. Изъ-за нихъ выдвигалась рыжеватая голова барона Шпицгоха, и сверкалъ его блый жилетъ изъ-подъ чернаго вестона съ бутоньеркой. Никъ-Никъ намтилъ эти две ложи и поднялся наверхъ.
Дама лтъ пятидесяти только повернула къ нему свое длинное, желтое лицо, съ густымъ загаромъ на носу, и кивнула не подавая руки. Старецъ протянулъ два пальца, придерживая остальными перчатку. Пальцы были большіе, пухлые, съ кустиками волосъ, и производили непріятное ощущеніе.
– Сейчасъ будетъ очень интересная скачка; каждая изъ пяти лошадей можетъ выиграть. – сказалъ Никъ-Никъ.
– Неужели вы играете? – спросила дама такимъ тономъ, какъ если-бы спрашивала: неужели вы ходите безъ галстуха?
Никъ-Никъ тотчасъ понялъ ее.
– Боже сохрани! Играть здсь въ тотализатор? За кого вы меня принимаете, Анна Илларіоновна? – поспшно отвтилъ онъ. – У насъ иногда бываютъ крупные пари между членами, но тотализаторъ – какой ужасъ! Тамъ даже пахнетъ скверно.
Дама благосклонно на него взглянула, и улыбнулась узкими коричневыми губами. Старецъ взглянулъ нсколько недоврчиво, но тоже одобрительно, и пустилъ сиплое: хе-хе!