Когда К. вышел из приёмного покоя, дверь за ним наглухo захлопнулась. Машина, на которой они приехали, видимо давно уже шла за очередной жертвой бесплатного здравоохранения, и К. очутился на пустынной улице ночного ракового города и быстро, наперекор позёмке, зашагал в том направлении, из которого вечность тому назад их примчала машина. Однако вскоре он очутился на перекрёстке и остановился в недоумении, не зная, какую из улиц выбрать. Он поднял глаза к небу и стал искать тот его край, на котором было больше отсветов от огней живого города. Со всех сторон небо было одинаково тёмным, но он всё-таки предположил, что нужно идти направо, — там, кажется, небо было светлее, и машина, как ему помнилось, по дороге сюда всё время делала левые повороты. Он зашагал менее уверенно, чем раньше, но быстро, замечая между тем, что все двери в раковых корпусах наглухо закрыты и вокруг нет ни живой души и спросить дорогу не у кого.

Через несколько минут быстрой ходьбы К. опять стоял на перекрёстке и снова выбирал направление дальнейшего движения, не имея на то никаких ориентиров. К. был растерян. Он нерешительно пошёл снова направо, всё более и более тяготясь одиночеством и неопределённостью своего положения. Он бесконечно долго шёл, не сбавляя скорости, никуда не сворачивая на перекрёстках, и по прошествии целой вечности вышел, как ему показалось, к тому же корпусу, от которого он начал движение. Его охватила тоска и тревога. Он стал стучать в дверь, из которой вышел в этот безнадёжный поход. Однако никто не отвечал, да и он сам плохо слышал свои удары в дверь. Тишина была громче звуков, производимых его кулаками. К. в отчаянии опустил кулаки, всё его существо охватила страшная тоска. Но он решил собраться с силами и вновь двинулся в путь. На этот раз он, выйдя к первому перекрёстку, повернул налево, потом вообще решил действовать по другой логике: он искал номера корпусов и двигался по нисходящей, и хотя он был всё ещё всего лишь около 53-го корпуса и впереди было ещё много домов и улиц, у К. появилась надежда. Он попробовал постучать наугад в двери одного, а потом другого, а потом третьего корпуса.

Прошла целая вечность его движения, и К. приближался уже к первому корпусу, совершенно логично полагая, что первый корпус должен быть расположен у входа на территорию больницы.

Когда К., обессиленный и озябший, наконец очутился у первого корпуса, он действительно увидел ворота и почувствовал облегчение и радость.

К. вышел из ворот и зашагал по улице. Однако вскоре он с ужасом обнаружил, что ворота вели с территории одного больничного комплекса на территорию другого. При этом номера корпусов в этом комплексе, по той же самой логике которую К. предположил ранее, от ворот вглубь стали нарастать. Прошло ещё некоторое время, а К. всё ещё продолжал двигаться вперёд, теперь уже не имея ни ориентиров, ни надежд, ни логики движения. Вдруг он очутился у корпуса, на котором тоже была надпись, уже знакомая ему: «Приёмный покой».

Страх, отчаяние, одиночество, холод так стиснули сердце бедного К., что он тихо и медленно осел на ступеньки у наглухо закрытых дверей приёмного покоя. Последние мысли, которые промелькнули в его голове, были: «Оставь надежды всяк сюда входящий», «Тот, кто сюда попал, не возвращается…»

Валентин Распутин пожаловался: «У нас идёт почти откровенная проповедь секса».

Во время телемоста одна советская женщина, отвечая на вопрос как советские люди относятся к сексу, сказала: «У нас секса нет!»

У нас спать есть с кем, а просыпаться не с кем.

— Какая разница между мужчиной и Парижем?

— Париж всегда Париж.

— Стриптиз — эстетизированная эротика.

— Нет, девальвация секса.

Муж пришёл с работы и говорит жене:

— Разденься!

— Ты что, с ума сошёл?

— Разденься!

Жена разделась. Муж мрачно смотрит на неё, а потом говорит:

— Нам на политзанятиях сегодня объясняли, что стриптиз ужасная вещь. Таки да…

Американец спрашивает советского рабочего:

— Сколько ты получаешь?

— Сто пятьдесят, — отвечает тот и, замечая, что парторг делает ему страшные глаза, добавляет: — В неделю.

— А сколько у тебя комнат?

— Одна… на каждого человека.

— А какое у тебя хобби?

Растерянный рабочий смотрит на растерянного парторга и отвечает:

— Шестнадцать сантиметров… в диаметре.

К гинекологу пришла женщина и сказала:

— Махарадзе не хочет на мне жениться. Сделайте мне аборт.

На следующий день пришла ещё одна женщина и тоже сказала, что Махарадзе не хочет жениться. Потом ещё и ещё. А потом пришла женщина и пожаловалась, что у неё нет детей.

— А кто твой муж?

— Махарадзе.

Пригласил доктор Махарадзе и спросил:

— В чём дело? Многим вашим знакомым я сделал аборт, почему же у вашей жены нет детей?

Махарадзе ответил:

— Махарадзе в неволе не размножается!

— Хаим, я дала маху.

— Но ведь Мах уехал!

— Нет, ты не понял, я потеряла сто рублей.

— Лучше бы ты дала Маху!

Султан Ахмет шлёпнул в ладоши и сказал евнуху Али:

— Чёрненькую Земфиру!

Али побежал и привёл Земфиру. Через полчаса султан Ахмет сказал: