Потом вдруг, совершенно изумив Витю четкостью движений, распахнул дверь, пригнувшись, прыгнул в комнату и крикнул злобно и повелительно:

— Стоять! Руки вверх!

Но комната была пуста. Павел увидел это гораздо раньше Макеева, который еще даже никак не успел отреагировать на крик своего учителя.

Макеев еще долго стоял столб столбом, а Павел опять выскочил в коридор, хищным движением огляделся и теперь-то уж безошибочно определил место, откуда доносился звук присутствия человека.

Рванул соседнюю дверь, что-то заскрежетало (Макеев только потом, наутро, когда пришел осматривать место преступления, подивился силе, которая обнаружилась вдруг в его начальнике: запор был сорван со всех четырех шурупов) и исчез Павел в темноте, как нырнул.

И только тут Витя начал выходить из позорного оцепенения, быстро задвигался, рванулся вслед за Павлом.

Сначала он не увидел ничего — только тьма и серый квадратик окна. Потом откуда-то из-под окна донесся голос Павла, и Витя заметил его движение. Тот сидел на корточках и что-то делал.

— Зажги-ка спичку, — сказал Павел очень спокойным голосом.

Витя щелкнул зажигалкой и увидел, что Павел сидит рядом с лежащим на спине человеком.

Макеев поднял повыше зажигалку и увидел кровь — на полу и на рукаве телогрейки.

— Освети лицо, — попросил Павел. — Кажется, это мой знакомый.

Витя передвинул руку и увидел глаза, которые сосредоточенно и задумчиво смотрели на огонь.

— Александр Данилович! — позвал Павел, и глаза человека задумчиво переместились чуть-чуть вправо — на Павла.

— Как же это вас угораздило?

Человек разомкнул губы и сказал с трудом, так, будто лицо его было сведено судорогой или очень замерзло:

— Дурак я, гражданин начальник.

— Он ударил вас прямо здесь? Или в коридоре?

— …коридоре… — косноязычно ответил Косых.

— А потом оттащил сюда?

— Ага.

— Вы его запомнили?

— …однорукий, — сказал Александр Данилович, подумал, а потом начал стонать.

— Выбирай, — сказал Павел Макееву. — Или ты остаешься с ним, а я иду звонить, или — наоборот.

— Я встану, — жалобно сказал Александр Данилович.

— Встанете? Ну, тогда вообще проблем нет. Вставайте, обопритесь на меня.

И они потихоньку пошли к выходу. Время от времени раненый постанывал, но Павел чувствовал, что он шагает, в общем-то, самостоятельно.

— Вот здесь… — надрывно сказал Александр Данилович, когда они поравнялись с распахнутой дверью в одну из комнат, в ту самую, которая так напугала Витю Макеева.

— Вы прошли, и он — сзади?

— Нет. Я только было решил завернуть. Он выскочил — и в лоб.

— И вы сразу упали?

— Еще бы.

— Но — наполовину — на всякий случай? — нежно подсказал Павел.

— Не-е… — обиделся Александр Данилович.

— Вы потеряли сознание?

— Не-е. Это я так… притворился.

— Ну, пойдемте потихонечку дальше. Потом он взял в охапку и понес?

— Я ж говорю: однорукий. Поволок. За шкирку взял и поволок. Кантовал меня — все карманы вывернул, даже, извиняюсь, штаны расстегивал. Здоровенный… — уважительно закончил Косых. — Закурить у вас не найдется?

— Найдется. Только мы на улице закурим, ладно? Здесь лучше не надо.

Они очень медленно, почти церемониально спустились во двор. Пошли на Садовую, предварительно стерев кровь с лица Александра Даниловича платком, на который Александр Данилович поплевал лично.

Ему дали закурить, — но после пары затяжек его вдруг стало мутить, и он погасил сигарету, а окурок спрятал в карман.

— Все-таки заехал он вам солидно, — заметил Павел. — Похоже на сотрясение мозга.

— А справку мне дадут? — спросил раненый живо.

— Дадут, — заверил Павел. — Даже в больницу могут положить.

— Больницы я не боюсь, — бодро отозвался экскаваторщик. — У меня сто процентов по бюллетеню.

— Ну тем более… — задумчиво произнес Павел. — Тем более.

Витя вдруг вспомнил:

— Пал Николаич! Когда мы туда шли, мне показалось, что тень какая-то мелькнула у входа.

— Что ж ты, чудак, сразу не сказал? — без особого энтузиазма отозвался Павел. И обратился к экскаваторщику: — В чем он был одет, не помните?