– Пусти!
– просил он Бхардваджу, но без толку. 'Вот не ожидал от профессора такой хватки'.

Кибер поднялся, оставив Катарину в покое. Дикое что-то, до крайности непристойное было в её позе: ничком лежала с руками за спиной, голые ноги вытянула пятками врозь, шею вывернула так, будто хотела заглянуть за спину.

– Всё, всё, - увещевал Бхарваджа, удерживая Циммермана.
– Кончено.

'Кончено?'

Кибердоз перешагнул через простёртое тело, точно через бревно. Какое-то время Иосиф не осознавал, что делает, опять потерял голову. Очнулся в кресле.

– Ну вот и хорошо, вот и славно, - увещевал Бхардваджа, суя под нос стакан.
– Зачем кричать? Выпейте, успокойтесь.

– Что это?
– хрипло спросил Иосиф, приняв стакан с прозрачной жидкостью.

В горле першило. 'Что у меня с голосом? Он ещё спрашивает, зачем кричать!' - подумал Иосиф, приложился к стакану - питьё показалось ему сладким.

– Обыкновенная вода, - говорил Бхардваджа.
– Вот и прекрасно. А кричать не нужно.

– Как не нужно, когда её... Когда она...

Иосиф привстал, желая убедиться, что не спит. Болезненный бред: бозоиды, слизни, разумные кусты, щупальца, глаза Катарины, тело на полу.

Ничего там не было, пусто. Кибердоз исчез тоже.

– Где она?

– Та дрянь? Её убрали, - ответил Бхардваджа.
– Не вставать бы вам, пока не очухаетесь.

– Убрали?
– машинально повторил Иосиф.
– За что?

– Убрали тело.

– Я спрашиваю, за что её... убили?

– Не было никакого убийства.

– Я сам своими глазами видел!

– Да успокойтесь же, допейте воду. Молодёжь пошла нервная. Никого здесь не убивали, говорю я вам. Не верите? Я всё объясню, когда увижу, что вы в состоянии слушать. Вот, хорошо. Отдайте стакан. Прекрасно. Вы слушаете? Нельзя убить того, кто давно мёртв.

– Не делайте из меня идиота! Хотите сказать, я общался с трупом? Держал за руку, говорил с ней, она мне отвечала...

– Понимаю, в это трудно поверить. Не удивительно, что вы ничего не заметили, вы ведь не специалист. Даже я обманулся, это с моим-то опытом!

– Да! Вы тоже за ней ухлёстывали! И Шарль!

– Вот именно. Понимаете, вирусы нейропаразитического типа...

– Что?

– Не 'что', а 'кто'. Они разумны и поэтому очень опасны. Постоянно меняют тактику, сознательно мутируют. В последнее время всё чаще и чаще поражают гуманоидов, что, вообще говоря, не странно. Земные туристы любопытны, беспечны, начисто лишены чувства самосохранения, а кроме того, расположены к спонтанным контактам, вот как вы, к примеру. Вероятно, несчастная Катарина при жизни тоже была весьма и весьма коммуникабельной особой.

– Не смейте так о ней!

– Почему? А, понимаю. Вскружила вам голову. Надо смотреть правде в глаза, не будь она гиперкоммуникабельной, не стала бы после смерти скафандром.

– Кем?

– Скафандром, - повторил Бхардваджа.
– Вирусы нейропаразитического типа делают из человека скафандр, управляемое чучело. Независимо от способа заражения, действуют молниеносно, в считанные секунды устанавливают контроль над нервной системой.

Иосиф перевёл дух, облизнул губы. Независимо от способа заражения? А вдруг... Как это передаётся? Воздушно-капельным? Через прикосновение? Или как? Он крутил в руке пустой стакан. Перед глазами мелькнули картины: Шарль что-то втолковывает Катарине, Шарль её обнимает. Целует. Глаза Катарины в опасной близости - зрачки-паучки в радужке-паутинке. Как передаётся эта зараза?

Профессор соловьём разливался, пел дифирамбы вирусам нейропаразитического типа: такие они сякие, приспособляемые и вирулентные.

– Послушайте, профессор, - перебил Иосиф.
– Как вы считаете, она не успела меня... Э-э...

– Заразить?

Иосиф кивнул. Произнести 'да' не хватило духу. Бхардваджа перегнулся через стол, успокоительно похлопал по плечу горе-туриста и сказал, заглядывая в глаза:

– Вас миновала чаша сия, молодой человек. Вы не скафандр, это очевидно.

– Как вы это определяете?

– Есть множество мелких признаков, неспециалисту объяснить сложно. У гуманоидов самое приметное - радужка. Если бы вы, прежде чем лезть к девушке с объятиями и поцелуями, потрудились осмотреть её зрачки и радужку, вполне могли бы заметить.

– Понятно, - мрачно буркнул Иосиф. Потупился. Пристальный, изучающий взгляд Садхира стал ему неприятен. Зашевелились сомнений - а сам профессор? На шее у него горб с лампочкой... Знает слишком много, не человек, а ходячий определитель ксеноморфов. Может, и это заразно, кто его знает.