Руки и ноги окончательно потеряли чувствительность. Каждое движение шеи доставляло ему огромную боль, но он смог разглядеть свои конечности, бледные, как снег. Он не хотел представлять, что будет дальше. Он попытался подвигать пальцами руки, и ему едва удалось. Он сглотнул, но горло успело начисто пересохнуть, и в глотке зародился приступ кашля. Один всеми силами пытался его сдержать, но не смог, и острая боль протолкнула копье чуть глубже в грудь и оставила Одина судорожно глотать воздух. Он снова пожалел, что для него не было богов. Он бы с радостью помолился за полную воды шкуру.

– А ты все висишь?
– произнес низкий голос с его онемевшего плеча.

Один осторожно повернул голову, пытаясь как можно меньше напрягать шею. Рататоск сидел на нем и грыз орех, как ни в чем не бывало. Один отметил струйку крови из свежей царапины от когтей белки, но быстро понял, что ему все равно.

– Выглядишь-то ты так себе, - продолжала белка, окидывая аса взглядом.
– Не хочешь сдаться?

Язык Одина едва мог шевелиться, и он не стал с ним бороться, издав слабый стон в ответ.

– Упрямый старикан, - покачал головой Рататоск.
– Сколько ты еще собираешься здесь висеть?

Снова стон. Он не знал.

– А если помрешь тут? То что?

То боль наконец-то закончится, про себя сказал Один. Вслух он не смог издать ни звука.

– А я ведь видел, как вы приехали. У тебя ж дети есть, не? Да и жена, небось. Просто так их бросишь?

Ему очень хотелось отвязать веревки на руках. Тогда он смог бы раздавить болтливую шкуру.

– Не понимаю я вас, смертных, - Рататоск выбросил недоеденный орех. Один проследил за ним взглядом и впервые понял, насколько он голоден.
– Всего одна жизнь, а ты тут сидишь и тратишь ее попросту. Тем более такой старый! Лучше б среди своих остался.

Губы Одина двинулись. Рататоск наклонился поближе.

– Чего-чего сказал?
– переспросил он.

– заткнись...
– слабым голосом повторил ас.

Белка задалась хохотом. В порыве смеха он полоснул Одина когтями, но тот ничего не почувствовал. Успокоившись, он перевел дыхание и сказал:

– Ну ты даешь, седая башка! Знаешь, виси дальше. А то скучно мне здесь. Ты хоть знаешь, чем я целыми днями занимаюсь?
– не дождавшись ответа, он продолжил.
– Орел и Нидхёгг терпеть друг друга не могут. Будь их воля, они б уже давно поубивались. Но нет, так что приходится мне их ругательства туда-сюда таскать. Я тебе так скажу, за миллионы лет можно такие шедевры придумать! Вот, например...

Рататоск издал какой-то звук, похожий на помесь рыка и треска насекомого. Сделав паузу, он усмехнулся.

– Ах, да, точно! Твои уши такое не поймут. Извини, забылся! Забыл, что ты - смертный!

Он ударил когтями по уху Одина. Тот поморщился. Кровь тонкой струей стекла по его шее.

– Я тебе так скажу, козявка, - продолжал свою речь Рататоск.
– Не на то дерево ты позарился. Лучше б повесился на каком-нибудь дубе у себя во дворике. Эта деревяшка не для того была посажена, чтоб старые придурки на ней помирали. Кто потом твою тушу стаскивать-то будет? Думаешь, олени ее съедят? Сдался ты им! А я тебя точно...

Он замолчал. Один был поражен такой внезапной переменой обстановки. Он медленно поднял взгляд на Рататоска.

Тот смотрел куда-то вдаль, его уши были настороже. Что-то в нем было не так. Вскоре, он понял, что именно.

Белка умело это скрывала, но дрожь страха все же показывалась на его туго натянутых мышцах.

– Знаешь, - сказал он, наконец. Его голос был тихим, в нем больше не было прежней насмешки. Только глубокая задумчивость и сомнение.
– Я, пожалуй, пойду. Что-то холодно здесь стало.

Холодно? Один не знал. Его тело стало единым с деревом, и он больше не чувствовал ни холода, ни жара. Рататоск кивнул своим мыслям и взбежал вверх по стволу Древа Ужаса.

Один попытался сконцентрировать свои мысли. Он пытался понять, что произошло, хотя его разум то и дело норовил соскользнуть в темноту. Что так напугало Рататоска? Если бы он мог, Один бы огляделся вокруг в поисках источника этого страха, но он знал, что ничего не увидит. К тому же, он больше не мог держать голову на весу. Боль в шее становилась невыносимой. Наконец, он расслабился и опустил голову. Его веко закрыло уставший глаз, но он не давал себе заснуть. Он не хотел возвращаться в те видения.

Его челюсть задрожала. Почему вдруг стало так холодно? Он попытался поднять голову, но тщетно.

Из темноты деревьев, на царя асов смотрела пара зеленых глаз.

IV

Даже когда он был в сознании, он не мог пошевелить головой. Его тело казалось частью Древа Ужаса, настолько далеким оно было. Но окутавший лес холод нашел способ пробиться даже через плотную оболочку, не дающую Одину почувствовать самого себя. Он был готов поклясться, что дрожал, но уже ни в чем не был уверен. Его глаз то и дело закрывался, а когда он поднимал веко, солнце уже обошло изрядную часть неба. Он не видел сияющего диска, а тень дерева была неподвижна, но внутри он знал, что так и было.