В те дни они поклялись, что их побег и предательство перед лицом всего племени не будет напрасным. Поклялись сделать все возможное, чтобы изменить мир. Сделать его лучше.

Один ясно помнил день, когда трое раненных, голодных и грязных асов сидели вокруг костра в темной пещере, осаждаемой бурей снега и молнии, и бросили в пламя пряди волос из тогда еще молодых бород, скрепив свое обещание друг другу. Обещание построить из воинствующих племен единый и непоколебимый народ асов.

Годы они собирали таких же, как они - оставшихся без племени, без семьи, без цели - и вдыхали в них новую жизнь. Последние из своих, беженцы, преступники и изгои - все они пошли в новое племя потерянных детей Борра. Сперва они думали построить царство только для своих, надеясь, что остальные асы в конце концов присоединятся к ним, так же мечтая о мирной жизни. Та идея была обречена на провал. Но, после первых нескольких попыток, они поняли свои ошибки. И тогда братья и их новая семья обратили взгляд на настоящего врага всех асов. Того, кто обрек их на жизнь в пустыне и вечную борьбу за выживание.

Имир Первородный. Титан, скрытый за занавесом темных туч постоянной бури.

Войска асов - крошечные, но полные уверенности в своей правоте - начали подъем на великий пик, с которого эхом отдавался рев Имира. Никто из них не знал, чего ожидать. Все, кого выбирали на жертву великану, должны были в одиночку подняться на гору и назад они уже не возвращались. Все обреченные шли туда босыми и обнаженными. Только под предводительством Вили, прирожденного полководца, асы взяли с собой в поход кольчуги и секиры. Только под золотистыми знаменами племени Борра асы были готовы бороться против своей судьбы. Бороться за свою свободу. Ведомые яростью и волей, они пели песни из своего детства, из колыбельных и веселых ритмов превратившиеся в военные марши, последние остатки их давно ушедшего прошлого.

Год они поднимались на вершину горы, где их уже ждал ледяной гигант. Асы ударили копьями о щиты и издали боевой клич, спустивший лавины со склонов. Чешуйчатое тело Имира двинулось, поворачиваясь к ним лицом - чудовищным, безбородым лицом зверя, сотней глаз окинувшего своих врагов. Его пасть раскрылась, показав бездну глотки древнего, и из ее темных недр вырвался рев, какого они никогда еще не слышали. То был оглушающий звук грома, рушащий скалы в пыль и подминающий под себя дикие вопли мужчин, казавшихся чудовищу кучкой жалких насекомых.

Та битва была безнадежна - глупая игра в богов, попытка свергнуть то, что существовало задолго до их отцов и дедов. Один смотрел, как его соратники пали один за другим: кто-то был проглочен безжалостным зверем, кто-то превратился в ледяную статую самого себя, а кто-то слетел с горы, тщетно придерживая истекающую кровью рану от стальных когтей Имира. Даже сейчас Один помнил, как его переполняло отчаяние, как он лежал посреди снега, льда и крови, глядя на разорвавшую плоть и кожу кость его же ноги, и как он был готов закрыть глаза и ожидать гибели.

Но еще яснее он помнил приглушенный ветром, но уверенно приближающийся звук песен. Помнил, как земля под ним сотрясалась не только от веса врага-гиганта, но и от далеких шагов мужчин, идущих на верную смерть - на смерть в бою за свое право умереть свободными. Он помнил, как на его глазах выступили слезы. То была не горстка изгоев, посягнувших на невозможное. То был легион единого племени - нет, единого народа асов, вдохновленных подвигом смертников и теперь готовых, если не победить, то пасть с честью, плюнув в лицо судьбе.

Три недели. Войска асов нападали и отступали. Зализывали свои раны, пересчитывали умерших, ждали подкреплений снизу - и нападали снова. На каждую сотню тысяч воинов с пустошей приходилось пятьдесят тысяч мертвых и еще тридцать тысяч раненных, большинство которых не доживало до следующего натиска. Но асы не сдавались. Лекари старались днем и ночью, и каждые несколько часов воины, только что вскочившие с земли, уже снова кричали от ярости и размахивали мечами и топорами. Поле было усеяно замерзшими насмерть мужчинами - у них не было времени отнести тела назад в лагерь. Три недели они боролись против самого мира, против всего, во что когда-то верили.

А потом, все закончилось.

Шторм прекратился. Один стоял на коленях посреди тел своих друзей и соратников. Он осмотрел поле битвы в поисках выживших. Время от времени его взгляд останавливался на том или ином асе, лежащем в снегу без руки или ноги. Он не мог поверить своим ушам. Тишина на горе была оглушающей, давила на его голову. Стоны умирающих и раненных казались далекими и незначительными. Он долго не мог понять, что происходит, пока осознание правды не ударило его сильнее любого натиска Имира.

Великан перестал рычать.

Один поднялся на ноги и, спотыкаясь, прошел к месту, где лежало чудовище. Рядом с его белоснежной головой стоя замерзли двое асов, лица которых Один узнал бы из тысячи других. Он сам не заметил, как снова оказался на коленях, глядя на посиневшие, остекленевшие лица своих братьев. Попытался что-то сказать, но слова покинули его губы серией неразборчивых стонов. Он опустил взгляд на лицо Имира, и их глаза столкнулись в первый раз за долгую битву.

Тогда он произнес свои последние слова. С улыбкой на лице, насмешкой в голосе. Вот он лежал, неспособный пошевелиться, мучитель асов и убийца его братьев, поверженный и разбитый. Лежал и смеялся над ним.